Но этому не суждено было сбыться. После весьма бурного, полного эйфории развития военного времени, после нисходящей фазы экономического цикла, характерной для первых послевоенных лет, итальянская экономика действительно вступала в период всеобщего острого кризиса. Производство испытывало застой, и трудности в некоторых важнейших отраслях промышленности очень быстро отражались на состоянии финансовых учреждений. В декабре 1921 г. Банка ди сконто прекратил операции, что привело к разорению тысяч мелких вкладчиков и вызвало ощущение, что возвращаются времена банковских скандалов конца XIX в. Одновременно росли показатели безработицы, а параллельно этому количество забастовок сокращалось. Главной жертвой кризиса, как обычно, стали профсоюзы; численность их членов и возможности для маневров резко сократились. Стагнация, на которую были обречены все, привела к обострению разногласий и столкновений в лагере социалистов, проявившихся ранее, во время захвата фабрик и апрельской забастовки в Турине. В этой обстановке в ИСП зрела цепь расколов. Первым таким событием, имевшим наиболее значительные последствия, было отделение левого крыла в январе 1921 г. и создание Итальянской коммунистической партии (ИКП) — крошечной группы, экстремистский радикализм которой не предвещал еще, что судьба сможет улыбнуться ей позднее. Вслед за коммунистами в октябре 1922 г. ушли реформисты, так что к моменту прихода к власти фашистов старая славная ИСП оказалась разрубленной на три части.
Экономический кризис, ослаблявший рабочее социалистическое движение, оказал, напротив, возбуждающий и укрепляющий эффект на «итальянскую реакцию», если понимать под этим термином все те общественные слои и группы — военные, промышленные, аграрные, — которые оказались неспособными противостоять бунтарской волне 1919 г. и мечтали о восстановлении дисциплины и государственного порядка военных лет. В кризисе профсоюзов и социалистического движения, в разочаровании и растерянности, которые росли в массах, угадывалась возможность окончательного решения проблем авторитарным путем. Джолитти и его традиционная взвешенная политика теперь представлялись устаревшими. Требовался более энергичный человек, с более дерзкими взглядами, который вместо непрочного и нестабильного баланса был бы способен обеспечить стране долгое и окончательное равновесие.
Таким человеком стал, как известно, Бенито Муссолини. После своего скандального выхода из ИСП и перехода в лагерь интервенционистов темпераментный уроженец Романьи завербовался в армию и оставался там ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы затем украсить себя званием ветерана, раненного на войне, хотя, кажется, установлен факт, что он никогда не был на передовой, а его ранение приписывается случайности во время учений. После этого Муссолини вновь возглавил газету «Пополо д’Италия», а в 1919 г. основал фашистское движение. В действительности это новое политическое объединение, состоявшее из отщепенцев и авантюристов и имевшее в своей основе исключительно разнородную и демагогическую программу, было типичным побочным продуктом дезориентации общества послевоенных лет, а то небольшое влияние, которым это движение пользовалось, являлось отражением «похода на Фиуме» Д’Аннунцио, ибо Муссолини был одним из наиболее громогласных защитников и глашатаев этой акции. На выборах в ноябре 1919 г. фашисты смогли выставить свой список кандидатов лишь в Миланском округе и получили там смехотворную поддержку — немногим более 4 тыс. голосов. Именно после этого Муссолини всерьез задумался о том, чтобы оставить политическую деятельность и посвятить себя какому-нибудь из своих многочисленных увлечений — от авиации до театра, — к которым он, как ему казалось, имел призвание.
В первой половине 1920 г. фашистское движение все еще оставалось в целом ограниченным и незначительным явлением. Единственным городом Италии, где оно смогло укрепиться, был Триест, который по многим аспектам являлся исключением из правил: близость Фиуме, подчинение режиму военной администрации и особенно постоянное напряжение между славянским и итальянским населением, только усилившееся с концом австрийского посредничества, — все это делало Триест необычайно благоприятным местом для ярко выраженного националистического движения, такого, как фашистское. При услужливом соучастии местных властей первые фашистские бригады начали громить места собраний славян, нападать на палаты труда и держать в осаде рабочие кварталы, ожидая, когда можно будет применить такие же методы на остальной территории страны.