В действительности деятельность ИСП оказалась застопорена, но причиной тому являлись скорее не разногласия между двумя внутрипартийными течениями, а, если угодно, отсутствие четкой политической позиции. Будь то в революционной патетике максималистов или в выступлениях реформистов. Первые в лице своих лидеров Н. Бомбаччи, К. Ладзари, а также Дж. Серрати, постоянно провозглашали неизбежность скорого прихода революции. Реформисты же, в частности Ф. Турати, упорно не желали брать на себя прямую ответственность и опасались, что пребывание в составе правительства сделает их причастными к крушению буржуазного государства. ИСП в целом демонстрировала явное непонимание новой послевоенной ситуации, сложившейся в сельском хозяйстве. А происходила настоящая погоня за землей; крестьяне благодаря замораживанию арендной платы и росту цен на сельскохозяйственную продукцию могли наконец получить наделы, о которых мечтали. В период между переписями 1911 и 1921 гг. процент мелких земельных собственников увеличился с 21 до 35,6. Однако социалисты упорно призывали к социализации земли и всеобщей экспроприации, чем окончательно оттолкнули от себя широкие слои крестьянства. Возможно, никто из них и не догадывался о том, что В.И. Ленин, которым все они так восхищались, во имя успеха революции пошел на реализацию аграрной программы эсеров. А эта программа была основана на увеличении числа мелких собственников. Итак, верхушка ИСП не только совершенно не понимала сути «крестьянского вопроса», но и с откровенной враждебностью относилась к ИНП и ее профсоюзным организациям, базировавшимся в основном на поддержке со стороны сельского населения. Социалисты так и не смогли преодолеть своего традиционного антиклерикализма и не попытались привлечь к себе наиболее прогрессивные организации и деятелей католического толка. А ведь таким образом можно было бы разрушить конфессиональное единство ИНП, которая в остальном с политической и социальной точек зрения была куда менее однородной. Но своими действиями социалисты только способствовали дальнейшему сплочению католиков, в результате была затруднена возможность контакта между социалистически и католически настроенными профсоюзами и рабочими.
Итак, пока почти все левые главным звеном в подготовке революции считали пророчества о скором и неизбежном ее наступлении, появилась одна группа, которая подошла к этой проблеме с более серьезных позиций. Объединение состоялось в Турине, и единомышленники называли свою группу «Ордине нуово» («Новый строй»)[425]
. В ее состав входили Антонио Грамши, Анджело Таска (1892–1960) и Пальмиро Тольятти (1893–1964). Турин был, без сомнения, самым пролетарским городом страны, а его рабочие — самой прогрессивной частью итальянского пролетариата. В апреле 1917 г. они встретили прибывшую в Италию делегацию меньшевиков возгласами «Да здравствует Ленин!» (меньшевики приехали для того, чтобы провозгласить необходимость продолжения войны). А в августе того же года местные рабочие приняли самое деятельное участие в восстании, направленном против дороговизны; оно было жестоко подавлено войсками. На некоторых главных предприятиях Турина, в том числе и на фирме ФИАТ, они на манер российских Советов организовали собственные фабричные Советы[426], которые в руках членов группы «Ордине нуово» быстро стали действенным орудием революционной борьбы. Затем, когда эта цель была достигнута, они добились и введения рабочего самоуправления, что стало примером для всего итальянского пролетариата. Конечно же, в случае с революционными Советами речь идет об авангарде революционного движения в Италии, наиболее прогрессивной и сознательной его части. И увы, как и любой авангард, его без труда удалось бы отделить от основной массы и ликвидировать. Что очень быстро удалось понять промышленникам, которые в конце 1919 — начале 1920 г. оправились от недавнего поражения и преобразовали свою ассоциацию «Конфиндустрия» в настоящую контрреволюционную организацию. Турин стал первым полем сражения в этой борьбе. В крупной апрельской забастовке 1920 г., на которую пришлось пойти из-за провокации со стороны хозяев предприятия, туринские металлурги потерпели поражение. Грамши ничего не оставалось делать, как констатировать, что Турин не стал итальянским Петроградом; что надежда на это была лишена оснований; что в Италии авангард слишком далек от привычного для большинства ритма жизни. Для Грамши это был первый шаг на долгом и тяжком пути к созданию им в фашистских застенках в работе «Тюремные тетради» модели итальянской революции, более приближенной к противоречивой и разносторонней действительности этой страны со всеми ее контрастами и перекосами.