История итальянцев

Впрочем, Муссолини понимал, что Италия совершенно не готова к войне. Такая самонадеянность объяснялась просто: он был убежден, что война быстро закончится и Англия разделит судьбу Франции. Дуче овладела мысль о возможности сесть за стол переговоров среди держав-победительниц, но для того, чтобы заставить своего более могущественного союзника уважать себя, необходимо было одержать хотя бы несколько побед на фронтах. Ориентация на Германию оказалась, таким образом, весьма удобной и своевременной, хотя в глубине души Муссолини никогда не питал особой симпатии к немцам и их фюреру, в отношении которого он даже испытывал настоящий комплекс неполноценности. Действительно, при встрече двух глав государств дело в большинстве случаев сводилось к тому, что Гитлер произносил речи, лишь изредка прерываемые робкими репликами дуче. Все осложнялось еще и тем, что хотя Муссолини считал себя неплохим знатоком немецкого языка, но манера Гитлера говорить была, по-видимому, особенно трудной для восприятия. И все же, поскольку победа Германии казалась неизбежной, дуче должен был преодолевать все симпатии и антипатии, подавлять в себе чувство обиды и унижения — и при этом делать все возможное, для того чтобы сохранить автономию в вопросах текущей политики и военной инициативы, чтобы в момент подписания мирного договора оказаться в наиболее выгодном положении. Иначе говоря, речь шла о проведении «параллельной» с Германией военной кампании, в которой Италия ставила свои цели и рассчитывала лишь на собственные силы. Именно такого рода соображения заставили Муссолини отдать приказ о начале бесполезного и непопулярного наступления на фронте в районе Западных Альп всего за 100 часов до подписания перемирия с Францией[457]. Это наступление оказалось, впрочем, не только первым и к тому же бесславным эпизодом «параллельной войны», но и первым очевидным свидетельством полной неподготовленности армии Италии.

В дальнейшем «параллельная война» велась в Восточной Африке, где итальянским войскам удалось захватить территорию Британского Сомали, и в Ливии, когда в ходе удачно проведенного наступления под командованием Родольфо Грациани они взяли Сиди-Баррани[458]. В Средиземном море произошло множество сражений, завершавшихся с переменным успехом в пользу одной из сторон. Военно-морской флот Италии, давно уже занимавший более умеренную позицию в отношении фашизма, одержал ряд доблестных побед. Но поскольку военные мощь и потенциал Германии были огромными, а ее престиж на международной арене — пока еще высоким, то для того, чтобы проводить самостоятельную политику и чувствовать себя независимой, Италии требовалось нечто совсем иное. Оккупация Румынии немецкими войсками в октябре 1940 г. вызвала раздражение Муссолини, заставила его действовать без промедления и развернуть военно-политическую акцию, которую он планировал уже давно и в отношении которой его германский союзник с самого начала высказывал недоумение, — вторжение в Грецию. Однако это военное предприятие было настолько непродуманным и оказалось столь небрежно и плохо подготовленным (а лучше было бы сказать — простой импровизацией), как редко случалось в истории войн, что быстро подтвердили результаты вторжения. Военная кампания, которая была задумана Муссолини как легкая, почти увеселительная прогулка, обернулась на деле тяжелейшим поражением. Просто удивительно, что итальянские войска сумели удержаться в Албании в условиях контрнаступления на греческом фронте. Солдаты горнострелковых частей, обутые в сапоги на картонной подошве, часто полураздетые, лишенные зимнего обмундирования, тысячами погибали от обморожения в горах Греции. Именно тогда и родилась одна из самых грусных военных песен, которая, подобно немецкой «Лили Марлен», казалась печальной предвестницей поражения.

Между тем военные действия разворачивались неудачно и на других фронтах. После торпедной атаки 11 ноября 1940 г. эскадрилья ВВС Великобритании нанесла тяжелейшее поражение итальянскому флоту, стоявшему на рейде у Таранто. Одновременно английские войска перешли в наступление в Ливии и 16 февраля 1941 г. захватили Бенгази. В Восточной Африке дела также начали ухудшаться, и чем дальше, тем больше становилось очевидно, что потеря Эфиопии будет неизбежной, как это вскоре и произошло.