История итальянцев

Среди государств, где возникло подобное движение, Италия была страной, чья территория дольше всего — в течение 24 месяцев — служила театром военных действий иностранных армий, оспаривавших друг у друга контроль над итальянскими областями и владение ими. Зарубежные войска также участвовали и в гражданской войне в России для оказания помощи одной из сторон, и в гражданской войне в Испании на этот раз для поддержки обеих сторон, но целью этого участия была лишь поддержка и помощь местным войскам. В Италии наблюдалась обратная ситуация. Это было верно в отношении фашистов, ибо их отряды участвовали в борьбе с движением Сопротивления, а нахождение их на фронте было достаточно ограниченным и зависело от ряда факторов. Это также относилось и к партизанам, по крайней мере в том, что касалось военных действий. Генерал Александер был не единственным, кто считал их «саперами», подрывниками на службе союзнических армий, действующих за линией фронта. Делегация КНО молчаливо согласилась с этой ролью, предназначенной ему при подписании соглашения с представителями союзников в декабре 1944 г. в Риме, по которому Комитет обязался подчиняться англо-американскому командованию и разоружить свои части после ухода немецких войск. Мне кажется, что на этот счет можно частично согласиться с замечаниями Э. Галли делла Лоджиа.

Таким образом, Италия — оккупированная страна, а немецкие оккупанты, против которых сражалось движение Сопротивления, были фактически «главным врагом», даже если К. Павоне собрал по этому поводу и другие точки зрения[548]. В равной степени исследование Л. Клинкхаммера достаточно убедительно показывает, что для большинства итальянцев «главным врагом» действительно были немцы. Несмотря на усилия германского посла в Республике Сало Р. Рана по сохранению контроля над ситуацией, по мере того как конфликт приобретал более радикальные формы, роль оккупанта становилась очевиднее и невыносимее. Население было единодушно как на территориях, присоединенных к Третьему рейху, так и на тех, которые находились под юрисдикцией Республики Сало. Ведь именно немцы депортировали местных жителей на работы в Германию, и именно отряды СС несли ответственность за первые кровавые события, происходившие в Кай-яццо, Адреатинских пещерах, Бовес, Сант-Анна-ди-Стацемма, Валлучиоле, Стиа, Марцаботто[549]. Изгнание оккупантов, «освобождение» означали конец депортаций и резни, возврат к миру и нормальной жизни. Таким образом, это были совершенно приоритетные цели.

Однако не стоит интерпретировать все эти соображения как недооценку феномена движения Сопротивления, а скорее как уточнение. Действительно, это движение не ограничивалось только военными акциями своих отрядов и являлось еще в большей степени политическим феноменом. Несомненно, участники боевых действий на греческом острове Кефалония и повстанцы в Неаполе принадлежали к движению Сопротивления, также как и рабочие крупных центров Севера, начавшие в 1944 г. то, что Л. Клинкхаммер назвал «самой крупной всеобщей забастовкой, организованной в оккупированной национал-социалистами Европе», после которой КНО «узаконил свою политическую власть на демократической основе, что приобрело первостепенную важность для формирования образа послевоенной Италии»[550]. Сотни тысяч солдат, интернированных в Германии, которые отказались примкнуть к Республике Сало, стали, со своей стороны, действующими лицами «другого движения Сопротивления», если выразиться словами Алессандро Натты из названия его мемуаров о депортации[551]. И только меньшинство, полностью осознававшее свою изоляцию и грядущее поражение, осталось верной Итальянской социальной республике. После краха или рассеивания фашистского мифа единственной еще незапятнанной ценностью для этого меньшинства осталась «честь» в смысле верности немецким союзникам и отказа от вероломного короля, которую общественное мнение считало коллаборационизмом. Эти люди познали физическую и моральную изоляцию и реально доказали свою последовательность, несомненно заслуживавшую уважение, когда они не опустились до озлобления и жестокости. Однако и тут стоит отделять моральное суждение от исторического.

Конечно, как и всегда в аналогичных ситуациях, существует «серая зона», но ее границы сужались по мере того, как победа все больше и больше склонялась на сторону союзников. Нельзя говорить о «нейтралитете», скорее об оппортунизме тех, кто делал вид, что ничего не замечал и не знал, или о «малодушии», используя более сильные слова Клаудио Павоне[552], — но это относится к человеческой природе в целом, а не к homo italicus[553]в частности.