История итальянцев

Лишь начиная с первых десятилетий XV в., после смерти Браччо да Монтоне, завоевания Болоньи и окончания Великой схизмы, Папское государство постепенно обрело единство и внутренний мир. Это позволило папству ввести предложенные еще Альборнозом административные структуры и систему налогообложения. Их механизм был на удивление прост. Он сводился, с одной стороны, к предоставлению beati possidentes[141], а также патрициату городов и провинций целого ряда привилегий и права пользования доходами со своих владений, а с другой — к увеличению налоговых поступлений в казну римской курии. В результате вялой провинции становилось все труднее тягаться с энергичной столицей, а разбогатевшие папы-меценаты эпохи Возрождения принялись воссоздавать величие и славу республиканского Рима, о чем грезил Кола ди Риенцо. Таким образом, в то время как Рим вступал в золотую эпоху градостроительства и монументального искусства, города Папской области — Перуджа, Ассизи, Тоди, Асколи-Пичено, Сполето медленно увядали, превращаясь в «мертвые города» или, если хотите, в villes d’art[142], трепетно хранящие воспоминания о былом расцвете в эпоху коммун.

Интеллектуалы и кризис: Петрарка и Боккаччо

Общий анализ истории итальянских городов в период с первых десятилетий XIV и вплоть до середины XV в., на наш взгляд, подтверждает справедливость определения того времени как эпохи кризиса. Мы видим, что те факторы, благодаря которым в предыдущие века итальянские государства стали процветающими и наиболее развитыми областями на всем христианском Западе, постепенно утрачивают свое значение и эти государства входят в полосу глубокого кризиса. В результате в разной степени и с различной долей интенсивности элементы поступательного развития в отдельных государствах сталкиваются с тенденцией к кризису и регрессу.

Двойственность и нестабильность рассматриваемого нами периода отмечали люди, которые жили в ту эпоху, и прежде всего поколение, ставшее свидетелем и жертвой эпидемии «Черной смерти». Интеллектуалы оказались той единственной социальной группой, которая по понятным причинам наиболее живо откликалась на малейшие изменения социально-политической ситуации. Они как никто другой улавливали перемену ветра и видели свою задачу в том, чтобы предупредить общество о грозящей опасности.

Сказанное в полной мере относится к Франческо Петрарке. На протяжении своей долгой жизни (он родился в Ареццо в 1304 г. и умер в Аркуа близ Падуи в 1374 г.) Петрарка был свидетелем вторжения Баварца и вступления в Рим Кола ди Риенцо (восторженным почитателем которого он был), великой эпидемии чумы 1348 г. и нескончаемых войн. Неутомимый путешественник и выдающийся государственный деятель своей эпохи, он не раз «гостил» у крупнейших итальянских и европейских монархов: у пап в эпоху «Авиньонского пленения», у короля Роберта (из рук которого он получил лавровый венок по образцу античных поэтов), у синьора Милана архиепископа Джованни. Почетный прием был оказан Петрарке в Венецианской республике. Большой любитель прогулок в Альпах, восхищаясь красотой дикой природы, он вместе с тем не отказывался от прелести праздной жизни в роскошных дворцах и виллах. Испытав надежды и разочарования, тревоги и душевный подъем, Петрарка, как, возможно, никто другой, стал олицетворением своего века. Разве его «Канцоньере» (Canzoniere — «Книга песен»), воспитавшее не одно поколение писателей вплоть до эпохи Ренессанса и более позднего времени, не подробное описание долгой и плодотворной жизни автора, отчаянных поступков и горя неразделенной любви, духовных кризисов и вечных сомнений? Петрарке был чужд математически строгий мир дантовских убеждений. Схоластическая философия со свойственными ей энциклопедизмом и аристотелизмом, на которых Данте построил здание «Божественной комедии», представляется ему безнадежно устаревшей. Аристотелю, философу логики и физики, Петрарка предпочитает Платона, философа «идей» и мифов; «Сумме теологии» Фомы Аквинского — «Исповедь» (Confessiones) Августина Блаженного (Аврелия). Неслучайно в другом автобиографическом произведении — «Моя тайна» (Secretum)[143] — Петрарка выбирает в собеседники именно св. Августина. В отличие от Данте автор «Книги песен» приходит к выводу, что беда его века происходит не из-за потери ценностей и отсутствия «наставников», способных указать верный путь, а, напротив, из-за несоответствия этих ценностей и «наставников» требованиям новой эпохи. Но какие убеждения и идеалы придут на смену отжившим? Этого Петрарка не знал. Отсюда — его стремление уйти в себя, в свой внутренний мир, в изучение наук, поэзию, желание славы и смерти.

Какая милость и любовь какая
Мне даст крыла, чтоб, землю покидая,
Я вечный мир обрел в иной стране?[144]