Благодаря успеху внешней политики Юлия II, возросшему престижу Папского государства и величию его столицы (Рим насчитывал в тот период около 100 тыс. жителей), римская курия постепенно оказалась в центре политической и культурной жизни Италии. Особенно заметно это стало в годы понтификата преемника Юлия II — ЛьваХ (1513–1521).
В отличие от своего предшественника, Лев X был не столь воинственным и импульсивным. А потому, когда войска французского короля Франциска I вновь вторглись в Италию, папа не замедлил заключить с ним договор, по которому Папское государство теряло незадолго до того приобретенные Парму и Пьяченцу, а также предоставляло значительные уступки сторонникам галликанства[187]
при французском дворе и среди духовенства. Между тем уступчивость Льва X лишь поднимала его авторитет в глазах уставших от беспрерывных войн современников. К тому же он принадлежал к самой богатой и образованной итальянской семье Медичи, выдающийся представитель которой — Лоренцо Великолепный — превратил Флоренцию в признанную столицу гуманизма и итальянского равновесия. Восшествие на престол Льва X ознаменовало, таким образом, блестящий союз между Флоренцией и Римом, словесностью и религией, гуманизмом и христианским милосердием. Не удивительно, что воспитанные на Библии и трудах Платона гуманисты встретили известие о его избрании с огромной радостью. В самом деле, при Льве X двор римской курии стал центром итальянской общественно-политической мысли всего Апеннинского полуострова. В 1512–1520 гг. секретарем папы был один из крупнейших авторитетов своего времени, венецианец Пьетро Бембо, автор диалогов «Рассуждения о прозе народного языка» — первой итальянской грамматики. В коллегии кардиналов заседал автор самых фривольных комедий Бернардо Довици. На протяжении долгого времени послом герцога Урбино в Риме был создатель величайшего произведения Чинквеченто — «Книги о придворном» Бальдассаре Кастильоне. Наконец, едва узнав об избрании Льва X на папский престол, в Вечный город прибыл Лудовико Ариосто (1474–1533). В то время он заканчивал работу над «Неистовым Роландом» и был одним из немногих, кто покинул Рим, разочаровавшись в новом папе. Таким образом, в годы понтификата Льва X жизнь всех известных деятелей культуры и искусства была в той или иной мере связана с Римом. Причем речь идет не только о художниках: при папе из семейства Медичи этот город стал крупнейшей творческой лабораторией на всем Апеннинском полуострове.В эпоху Льва X, или, по словам Вольтера, в «век» Льва X, научная и культурная жизнь Италии достигла невиданной прежде степени развития. Не многие поэты и художники встретили такое же понимание и были столь же любимы современниками, как Ариосто (первое издание «Неистового Роланда» вышло в 1516 г.) и Рафаэль (его «Афинская школа» датируется 1510 г.). И дело не столько в гениальности самих мастеров, сколько в том, что их творчество в высшей степени соответствовало художественным требованиям и идеалам той эпохи. Если для нас станцы Рафаэля являются всего лишь шедевром живописи, то для его современников, легко находивших в них отголоски событий культурной и политической жизни, они были неисчерпаемым источником познания окружающего мира. Этим же объясняется и головокружительный успех «Книги о придворном» (1508–1516) Бальдассаре Кастильоне. В его идеале придворного «совершенства» и облегченном платонизме мыслители начала XVI в. видели воплощение мечты о новом образе жизни, основанном на скромности и самоконтроле.
Между тем создание массовой культуры предполагало наличие общенационального языка. И в этом смысле издание уроженцем Виченцы Джан Джорджо Триссино трактата Данте «О народном красноречии», познакомившее современников с дантовской концепцией «языка курии», оказалось весьма своевременным. В бурных дискуссиях по так называемому «языковому вопросу» позиции итальянских интеллектуалов разделились. Одни, как Бембо, отстаивали примат флорентийского диалекта, языка Петрарки, другие, как, например, Кастильоне, — приоритет «собирательного языка», вобравшего в себя черты региональных диалектов. В основе этих споров и противоречий лежало убеждение в том, что давно назревшая проблема создания литературного языка Италии вполне разрешима, поскольку отшлифованный на протяжении веков койне итальянских интеллектуалов уже сформировался во всей полноте.
В этой связи представляется не лишним напомнить читателю о том, какова была роль мыслителей эпохи гуманизма в современном им обществе и какое воздействие они на него оказывали. Сказанное относится прежде всего к культуре времени Льва X. Ничто не отталкивало интеллектуалов первой половины XVI в. больше, чем представление о коллективной ответственности ученых перед обществом. Напротив, в этот период получили особенно широкое распространение высказанные первыми гуманистами идеи индивидуального служения отечеству. Итальянский язык был для гуманистов прежде всего и исключительно средством общения между учеными, навеянной петраркизмом элитарной поэтики.