История итальянцев

И без того слабые силы приверженцев итальянского евангелизма» выдержали нового наступления реакции. Очень скоро они разделились на тех, кто твердо решил пойти на разрыв с Церковью, и тех, кто из боязни или же по тонкому расчету принял ортодоксальный католицизм тридентского образца. Случаи бегства из страны были так же распространены, как и случаи отречения от убеждений.

В числе, покинувших Италию в те годы (и на этом список не кончается), были, в частности, перешедший границу в 1549 г. епископ Пьер Паоло Верджерио и последовавший за ним двумя годами позже неаполитанский маркиз Галеаццо Карачоло, Кастельветро и знатная дама Олимпия Мората[210], автор знаменитого перевода Библии, уроженец Лукки Джованни Диодати[211] и сиенец Лелио Соццини[212] с племянником Фаусто[213], врач Джорджо Бьяндрата и многие другие. Некоторые из них, так же как Карачоло, стали видными и уважаемыми религиозными деятелями в Женеве и Цюрихе. Другие продолжили свой путь в поисках более радикальных идей. К этому решению их в значительной мере подтолкнула доктринерская нетерпимость Кальвина и дело Сервета[214]. «Как же вы можете осуждать папистов, — писал по поводу сожжения Сервета итальянский эмигрант Себастьян Кастеллио[215] в трактате “О еретиках и следует ли их преследовать”, — если затем сами прибегаете к их же методам?» После этого эпизода многие итальянские еретики покинули Женеву и стали искать прибежища в Англии, Польше, Трансильвании, где они внесли заметный вклад в церковную историю этих стран во второй половине XVI в. Между тем их разрыв с Женевой и кальвинизмом явился прежде всего следствием разногласий о природе идеальной религии. Одни примкнули к идеям антитринитаризма Сервета, другие, как Фаусто Соццини, пошли еще дальше и стали ратовать за создание «внутренней» религии, свободной от каких бы то ни было догм и обрядов. В конечном счете и те и другие считали своим идеалом ту форму религии, которая была предложена в первые десятилетия XVI в. Хуаном де Вальдесом и его окружением. В новой, изменившейся ситуации она была интерпретирована как призыв к веротерпимости. А потому традиционно считается, что социниане[216] оказали немаловажное влияние на становление либерализма Нового времени.

Но, если внешняя и обрядовая сторона культа не имеет значения, почему бы тогда не закрыть на нее глаза, заботясь прежде всего о глубокой внутренней вере, лишенной блеска золотой мишуры? К такому выводу пришли многие из тех, кто не нашел в себе сил покинуть родину и близких, но в то же время не мог принять постулаты посттридентского католицизма. Так, до эмиграции Фаусто Соццини долгое время жил в Италии, скрывая свои радикальные убеждения под маской формального соблюдения и почитания церковных обрядов. Кальвин не только не одобрял подобное поведение, но и дал ему название, вошедшее впоследствии в историю как «никомедизм», по имени «того, кто приходит к Иисусу по ночам». Вероятно, от проницательного глаза реформатора и юриста ускользнули характерные черты и огромный потенциал итальянских интеллектуалов, имевших за плечами богатейшую историю и традиции утонченной рационалистической культуры. Однако, если бы Кальвин прожил на несколько лет больше (скончался в 1564 г.), он мог бы удостовериться в том, что далеко не все сыны эпохи Возрождения шли на компромисс с окружающими и с самими собой. Другие были последовательны до конца. Так, в 1567 г. на костер взошел (и многие последовали за ним) папский протонотариус Пьеро Карнесекки. Перед казнью он надел белоснежную рубашку и новые перчатки. В руке он держал белый платок.

5. Упадок и величие (1550–1600)

«Бабье лето» итальянской экономики

В XVI в. в Европе начался период технологического, интеллектуального и политического подъема, что обеспечило ей ведущие позиции в мире и стало предметом гордости европейцев в последующие века. Как известно, одним из основных проявлений этого подъема явилось происшедшее в результате Великих географических открытий развитие европейского мореплавания и торговли, а также налаживание активных торговых связей между Европой и землями, которые станут впоследствии (или уже стали) ее колониями. Долгое время существовало устойчивое представление о том, что в результате развития атлантической и колониальной торговли резко изменилась роль Европы, которая благодаря навигации в Средиземном море многие века была связующим звеном между Востоком и Западом. Это, в свою очередь, нанесло серьезный удар по коммерческой деятельности итальянских городов, и без того ослабленных вследствие усиления влияния турецкого флота в Средиземноморье в первой половине XVI в. Однако недавно это устойчивое представление было пересмотрено. Сегодня историки с большой осторожностью говорят о кризисе средиземноморской навигации на протяжении этого столетия.