История итальянцев

Если в 1602 г. Венеция производила 29 тыс. кусков сукна в год, то к концу века этот показатель снизился до 2 тысяч. И если в начале XVII в. в Милане насчитывалось от 60 до 70 предприятий по производству сукна, то в 1682 г. их осталось всего лишь пять. В тот же период грузооборот порта Генуи сократился с 9 до 3 млн тонн, а число занятых в производстве шелка ткацких станков упало с 18 тыс. до 2,5 тысяч. Флоренция, производившая в 1560–1580 гг. 20 тыс. кусков сукна в год, в середине XVII в. сократила объемы до 5 тысяч. То же происходило с бумазеей в Кремоне, с шелком в Калабрии, с квасцами в Тольфе, которые с 1620 г. практически не находили сбыта на рынках Европы. И этот ряд можно было бы пополнить другими примерами.

Застой в производстве и экспорте, естественно, влиял на масштабы перевозок и коммерции. Сокращение (вплоть до полного прекращения) торговли специями, которую венецианцы могли защитить от конкуренции португальцев и испанцев, но никак не от обосновавшихся в Ост-Индии голландцев, самый наглядный, классический пример этого процесса. Последствия кризиса ощутила на себе и морская торговля всех итальянских городов, за исключением Ливорно. В конце XVII в. флот различных итальянских государств составлял не более 7–8 % общего числа кораблей в Европе, в то время как флот Англии — 26 %, а флот Голландии — 17 %. Таким образом, времена превосходства итальянцев на море навсегда ушли в прошлое. Другое недвусмысленное указание на стагнацию итальянской экономики в XVII в. дает анализ ценовой политики. Немногих имеющихся в нашем распоряжении данных вполне достаточно, чтобы обосновать явную тенденцию к снижению цен, более заметную в сфере ремесленного производства, нежели в сельском хозяйстве или добывающей промышленности. Наконец, отражение общей ситуации — сведения о демографических изменениях на протяжении XVII в.

В целом население Италии последних десятилетий XVI — начала XVIII в. оставалось неизменным или увеличивалось незначительно. Если в Сицилии в 1570 г. проживало 1,7 млн человек, то в 1714 г. этот показатель составил 1 млн 123 тысячи. В других областях, за исключением Пьемонта, где темпы демографического роста были гораздо выше, ситуация оставалась примерно такой же. Конечно, говоря об относительном упадке, не следует забывать об эпидемиях чумы, которые мощными волнами попеременно обрушивались на Апеннинский полуостров то в одной, то в другой его области. Чума 1630–1631 гг., столь живо отображенная писателем Алессандро Мандзони (1785–1873) в романе «Обрученные» (1827), помимо Ломбардии затронула Пьемонт, Венето, Эмилию и Тоскану; в 1656–1657 гг., напротив, эта болезнь поразила южные районы, Сардинию и Лигурию.

Единственной областью, практически не знавшей этой череды бедствий, была Сицилия, но ее восточная часть пострадала от ужасающего землетрясения 1693 г., о разрушительных последствиях которого сегодня свидетельствуют многочисленные постройки в стиле позднего барокко в Катании, Сиракузе, Ното. Конечно, эпидемии, стихийные бедствия, неурожаи (по данным переписи населения, голод 1680 г. в Сардинии скосил четверть жителей острова) случались и в XVI в., однако они не сказывались столь сильно на общей тенденции роста населения. Тот факт, что в XVII в. такого восполнения не происходило, наводит на мысль о том, что глубинные причины демографического кризиса следует искать в общих условиях экономической жизни и в степени ее спада. В связи с этим необходимо установить, когда именно проявилась тенденция к стагнации. Если она была засвидетельствована еще до эпидемии 1630 г. (на что указывают отдельные данные), то это подтверждает нашу гипотезу, и рассуждения в мальтузианском духе, которые можно встретить в литературе конца XVI в. (Антонио Серра, Джованни Ботеро), обрели бы совершенно новое звучание.

Резкое падение мануфактурного производства, сокращение перевозок, феномены дефляции и прекращения демографического роста, обнищание широких масс населения — такова картина экономической жизни Италии XVII в. Кризис был настолько всеобъемлющим, что редкий исследователь, взявшийся за изучение, не рассматривал бы его иначе, как одну из узловых проблем в итальянской истории. И это действительно так. Мы же попытаемся развязать сей узел в той мере, в какой позволит такая экспериментальная дисциплина, как история.