«Красная неделя» обнаружила глубину социальных и классовых противоречий в стране, возвестив вслед за Ливийской войной окончательное крушение либеральной эры Джолитти. Италия вступала в новую полосу политических и социальных битв, и одной из первых проблем, вставших во весь рост перед партиями и группировками итальянского общества на этом новом отрезке пути, стала мировая война 1914–1918 гг.
5. Италия в период Первой мировой войны 1914–1918 гг.
Италия в период ее нейтралитета
(август 1914 — май 1915 г.)
Начало первой мировой войны застигло итальянские правящие классы в момент, когда и внешнеполитические соображения и внутреннее положение страны требовали сохранения мира.
С момента окончания Ливийской войны прошло около двух лет, но новая колония все еще не была замирена, подавление партизанского в ней движения и экономическое ее освоение еще требовали времени, сил и средств. В то же время внедрение в Малую Азию, в которой итальянский империализм видел теперь очередной объект своей экспансии, еще только начиналось, и Италии не приходилось рассчитывать на сколько-нибудь солидный куш в случае скорого (в результате войны) раздела турецкого наследства.
В Малой Азии, как и на Балканах, Италия нуждалась в длительном периоде «мирного проникновения», которое подготовило бы будущие захваты.
Внутри страны в это время еще не замолкли отзвуки «Красной недели» июня 1914 г., потрясшей, как ничто еще до тех пор не потрясало, самые основы итальянского буржуазного государства. В июле 1914 г., когда вопрос о том, быть или не быть войне, решался в дипломатических канцеляриях великих держав, над итальянскими правящими классами еще висела угроза возобновления всеобщей стачки железнодорожников. Положение итальянского правительства еще более осложнялось натянутыми отношениями Италии с ее официальными союзниками: итальянские промышленники и монополисты тяготились немецким демпингом и немецкой опекой. Противоречия Италии с Австро-Венгрией на Адриатике, с Австро-Венгрией и Германией на Балканах, в Малой Азии, на всем Восточном Средиземноморье делали выступление Италии на стороне центральных держав невозможным. Уже самый ультиматум, предъявленный Австро-Венгрией Сербии, грозил нарушить — к выгоде Австро-Венгрии и к ущербу Италии — то неустойчивое равновесие сил на Балканах, которое итальянские дипломаты ревностно оберегали.
Нельзя было не считаться и с традиционной, идущей еще со времен Рисорджименто неприязнью широких слоев итальянского населения к Австрии и с волей итальянского пролетариата к миру, явственно сказавшейся на массовых антивоенных митингах, созванных ИСП в последних числах июля 1914 г. В результате за «выполнение долга» по отношению к центральным державам выступили в Италии в дни июльского кризиса лишь отдельные политические группы, в частности клерикалы (следовавшие за проавстрийской политикой Ватикана), а когда Итальянское правительство объявило 2 августа о нейтралитете Италии в Европейской войне, это было встречено одобрением большинства политических партий и групп страны. Дело было не только в нежелании воевать на стороне Австро-Венгрии и Германии. Растерянность, овладевшая итальянскими правящими классами перед лицом европейской (как тогда считали) войны[650]
, побуждала их приветствовать нейтралитет, как возможность осмотреться, выиграть время. Мало кто знал в эти первые смутные дни, что следует делать дальше. Ясно было лишь одно: объявив нейтралитет, буржуазная Италия отнюдь не собиралась оставаться простой свидетельницей событий и отказываться от «своей доли» военной добычи; на том же заседании итальянского совета министров, на котором было принято решение о нейтралитете, постановили вести военные приготовления, «как если бы Италия с минуты на минуту должна была вступить в войну»[651].Уже в первых числах августа от правительств Антанты пришло первое предложение Италии выступить на их стороне. Начались переговоры, которые шли в глубочайшей тайне. Готовясь расплачиваться из чужого кошелька, дипломаты Антанты не скупились: они обещали Италии принадлежавшие Австро-Венгрии Трентино и Триест, албанскую Валлону, готовы были благожелательно рассмотреть вопрос о выделении ей «доли» турецкого наследства. Но итальянская армия еще не оправилась после колониальной войны с Турцией, а для подготовки общественного мнения к столь резкому повороту от Тройственного союза к Антанте требовалось время, и, самое главное, конечная победа Антанты отнюдь еще не была очевидна.