История изнутри. Мемуары британского агента.

Мы прибыли в Стокгольм в субботу, 19 января. Толь ко в пятницу, 25 января нам удалось выехать в Гапаранду и в Финляндию. Хотя задержка была неприятна, наше пребывание в Стокгольме было небезынтересным. Город выглядел изумительно красиво — весь в снегу под голу бым небом. Погода была прекрасная, воздух — как шампанское. Мой отель осаждался посетителями в большинстве случаев русскими и англичанами, бежавши ми из С.Петербурга и Москвы, которые хотели, чтобы

защитил их имущество или передал письма их близким. Я завтракал и обедал с сэром Эсме Гоуардом. Он позна комил меня с Брантингом — шведским социалистиче ским премьерминистром. Брантинг, массивный я вели чественный человек, был инициатором злосчастной сток гольмской конференции социалистов, на которую с та ким неодобрением смотрел мр Ллойд Джордж. Она не состоялась, так как английские консерваторы боялись, что британские делегаты попадут в лапы немецких вол ков. Брантинг не отказался от своей мысли и собирался пригласить на конференцию большевиков. Сэр Эсме Гоуард, который в Стокгольме имел возможность соста вить себе более объективное представление о положении обеих враждующих сторон, чем находившиеся в других местах дипломаты, поддерживал начинания Брантинга, справедливо заключая, что от такой конференции мы ничего не потеряем и можем коечто выиграть. Как и все другие попытки, клонившиеся в конечном счете к заклю чению мира, она не привела ни к чему.

В Стокгольме же я встретил некоторых старых дру зей — непостоянного Ликиардопуло, Пой Кольбрука, старого русского джентльмена генерала Вогака — и завя зал новые знакомства, в частности с Клиффордом Шар пом, блестящим редактором «Нью стейтсмен». «Лики», некогда либерал, теперь, как и другие русские либералы, стал крайним реакционером. Он пытался напугать нас страшными рассказами о России: как в Туркестане насе ление вырезало стариков, женщин и детей, потому что нечего было есть; как в Петрограде люди меняли костюм на ломоть черного хлеба. С нашей стороны было бе зумием продолжать дальше путешествие. Англия должна изменить курс своей политики и субсидировать монархи стов. Большевики дольше месяца не продержатся.

Более интересен был мой обед с Нобелем — членом знаменитой шведской семьи Нобелей. Он прожил много лет в С.Петербурге и имел крупные интересы во всей России. Его взгляд на создавшееся положение был более правильным. Он был убежден, что большевизм еще не Достиг своего апогея. Как все иностранцы, имевшие соб ственность в России, он горячо высказывался за всеоб щий мир и за антибольшевистскую интервенцию союзни ков вместе с немцами. Он был один из немногих, кто уже т°гда считал большевизм мировой угрозой. Он вошел в щведский стрелковый клуб для того, чтобы в случае

пролетарского восстания в Швеции занять место на бур жуазных баррикадах. Не все мое время занимали подоlb ные серьезные и мрачные беседы. Более легкомысленные развлечения доставил мне сэр Кольридж Кеннард, секре тарь посольства по британской пропаганде в Швеции Сэр Кольридж — ориенталист, поэт и романтик. У него создалось посвоему очень интересное представление о пропаганде. Представители шведских высших классов были германофилами. Кроме того, они были сентимен тальны и любили весело проводить вечера. Сэр Коль ридж выработал фантастический, но по существу ценный план превратить их в англофилов, создав в Стокгольме первоклассное английское варьете. Он привлек на свою сторону сэра Эсме и убедил Уайтхолл, что английская красота и английский талант являются более мощными политическими факторами, чем передовые статьи в суб сидируемой шведской прессе. И он получил почти пол ную свободу действий.

Он гордился своим кабаре не меньше, чем Муссолини своими драмами, и не позволил нам покинуть Сток гольм, не побывав там. Это был удивительный вечер. Мы пообедали в великолепном мавританском зале Гранд отеля и отправились под звездным небом, при луне, сиявшей над замерзшими водами фиорда, к Рольфу, где помещался двор сэра Кольриджа. Там я впервые услы шал, как мисс Ирэна Браун поет «Не11о, шу dearie!». Там же мисс Бетти Честер помогала победе союзников, вызывая своей живостью взрывы аплодисментов у сенти ментальных пьющих пунш шведов. Это была великолеп ная и наиболее удачная форма пропаганды, потому что она окупала себя. Для меня западная цивилизация кончи лась этим вечером на девять месяцев.

На следующий день я получил письмо от Воровского, вызывавшего меня к себе. Он получил телеграмму из С.Петербурга. Были приняты все меры к тому, чтобы обеспечить нам безопасный проезд от финской границы Он сообщил мне кроме того последние новости из Рос сии. В них не было ничего утешительного. Шингарев и Кокопткин, два эксминистра правительства Керенского, были зверски умерщвлены матросами в морском госпи тале в С.Петербурге, куда их перевезли из Петропавлов ской крепости. Я близко знал их обоих, особенно Кокош кина, который был моим старым другом по Москве. Оба принадлежали к лучшему типу русских. Вся их жизнь