История изнутри. Мемуары британского агента.

Это было началом чрезвычайно напряженного мес ца. Немцы не теряли времени, и в ответ на отказ Троцко го подписать мирный договор на предложенных ими условиях пошли, к великому ужасу большевиков, в насту пление на С.Петербург. Вначале большевики пытались оказать какоето сопротивление. В этом смысле были даны распоряжения флоту и армии. Сам Троцкий, кото рого я теперь видел ежедневно, сообщил мне, что, если даже Россия не сумеет сопротивляться, она будет вести партизанскую войну. Очень скоро, однако, выяснилось что оказать сопротивление, в военном смысле этого сло ва, русские не могут. Большевики пришли к власти под лозунгом «Долой войну!». Лозунг за войну мог легко привести их к гибели. Буржуазия открыто радовалась наступлению немцев. Осмелевшие антибольшевистские газеты с остервенением набросились на большевиков. Решающим фактором было настроение войсковых ча стей. При слухах, что война будет возобновлена, дезер тирство с фронта приняло размеры панического бегства, и после ночного заседания комиссаров немцам была по слана телеграмма с согласием капитулировать и заклю чить мир на каких угодно условиях.

В коалиции большевиков и левых социалреволюцио неров, из которой состояло правительство Ленина, была партия священной войны. В нее входили такие большеви ки, как Петров, Бухарин и Радек; численно она немногим уступала партии мира. Ленин, однако, стоял за мир. Без мира он не мог укрепить свои позиции. Именно тогда он сформулировал свою политику «лавирования»; лучший перевод слова «лавировать» — французская фра за «reculer, pour mieux sauten>. Троцкий по обыкно вению держался промежуточной позиции. Он не хотел воевать. Он считал войну неизбежной. Он сообщил мне, что, если союзники обещают свою помощь, он заставит правительство переменить решение и высказаться за вой ну. Я послал несколько телеграмм в Лондон, требуя официальных директив, которые позволили бы мне укре пить позицию Троцкого. Директивы присланы не были.

23 февраля были получены германские условия. В смысле территориальных требований, они были значи тельно более жесткими, чем Версальский договор. Снова в рядах большевиков произошел раскол. На следуюгдии день после горячих и страстных споров Центральный исполнительный комитет большинством 112 голосо

против 86 постановил принять немецкие условия. Холод ная, расчетливая логика Ленина победила. Было, однако, 25 воздержавшихся. Среди них оказался Троцкий, во время дебатов прятавшийся у себя в кабинете.

В день обсуждения я позвонил Троцкому. Он дал мне свой личный номер телефона, по которому он отвечал сам. — Могу я поговорить с гражданином Троцким'? — спросил я. В ответ прорычали: — Нет. Но я узнал его голос.

Лев Давыдович, — быстро сказал я. — Говорит Локкарт. Мне нужно видеть вас немедленно. После ми нутной паузы снова послышалось рычание:

Какой смысл? Впрочем, если хотите, приезжай те сейчас. Я в Смольном.

Смольный — в царское время институт благородных девиц — был главным штабом большевиков. Он живо писно расположен рядом с монастырем, красивым синим и белым зданием на окраине города. Сам институт серого цвета, с входом, как у греческого храма. Он напомнил мне старое здание королевского военного колледжа в Сандхэрсте.

Когда я проходил мимо вооруженных пулеметами в штыками часовых, стоявших у ворот, мой пропуск, под писанный самим Троцким, подвергся тщательному иссле дованию. Наконец меня отвели к коменданту, высокому матросу, которого я впоследствии должен был встретить при менее благоприятных обстоятельствах. Через не сколько минут я в сопровождении его прошел через лабиринт коридоров и классных комнат в святилище Троцкого, находившееся на третьем этаже. Про себя я отмечал надписи, еще висевшие на стенах: дортуар пято го класса, бельевая, класс рисования. Раньше в этих коридорах раздавался легкий стук девических каблучков. Все дышало непорочностью, разве только иногда вдруг слышалось глупое хихиканье. Теперь все покрылось грязью и пришло в беспорядок. Матросы, красногвардей цы, студенты и рабочие стояли, прислонившись к стенам. Все они выглядели так, словно не мылись две недели. Окурки и смятые газеты усыпали пол.

Кабинет Троцкого представлял исключение. Высокий и светлый, он был устлан красным ковром. В нем стоял прекрасный письменный стол карельской березы. В нем была даже корзина для бумаг. Всюду проявлялась свойственная его хозяину аккуратность.

Сам хозяин кабинета, однако, был в отвратительна настроении. «Вы не получили ответа из Лондона?» спросил он. не переставая хмуриться. Я сказал ему что до сих пор не получил отвега на телеграммы, но что если болыпсвикп сделают серьезную попытку спасти понови ну России от германского ига, я уверен, что поддержка со стороны Англии обеспечена.