История Канады

В первой половине XX в. в материальном и культурном мире канадцев произошли глубокие изменения. Культура канадского общества, которое было преимущественно урбанистическим, становилась все более североамериканской и городской. Романы Фредерика Филипа Гроува, написанные в первые десятилетия XX в., поднимали проблемы сельского общества; в 1944 г. он опубликовал свой роман «Хозяин мельницы» («The Master of the Mill»). Это была история классового конфликта, знакомая тем, кто боролся за существование в 1930-х гг. Морли Каллаган в своем творчестве рассматривал социальные и духовные противоречия городского существования, используя более сложную повествовательную технику. Джон Хью Макленнан сначала в романе «Барометр поднимается» (1941), где описывался катастрофический взрыв в Галифаксе в 1917 г., а затем в романе «Два одиночества» («Two Solitudes», 1945), повествующем об отношениях между франко- и англоканадцами, стремился писать на ярко выраженную канадскую тематику. В Квебеке также постепенно исчезали старые гимны сельским ценностям. Идиллический миф был разрушен в романе Ринге «Тридцать арпанов» («Trente arpents», 1938), а Габриэль Руа в своем прекрасном романе «Счастье по случаю» («Bonheure d’occasion», 1945) исследовала человеческое измерение существования франкоканадского городского общества. Появились и новые поэты. На смену старому патриотическому романтизму как Английской, так и Французской Канады, пришел модернизм. В Квебеке поэтическим лидером стал Э. де Сен-Дени Гарно, а в англоязычной канадской поэзии новые тенденции проявились в творчестве таких поэтов, как Э.Дж. Пратт, Эрл Берни и Дороти Ливси. В стихотворении «Лаврентийский щит» («Laurentian Shield», 1946) Ф.Р. Скотт следующим образом выразил свои надежды на новое духовное начало:

Но звук становится глубже, и он слышен в шахтах,
В разбросанных поселках и на мельницах, это язык жизни,
И то, что будет записано во всей культуре дела,
Придет вот сейчас или завтра,
От миллионов, чьи руки могут превратить эту скалу в детей.

But a deeper note is sounding, heard in the mines,
The scattered camps and mills, a language of life,
And what will be written in the full culture of occupation
Will come, presently, tomorrow,
From millions whose hands can turn this rock into children.

Господство «Группы семи», прочно утвердившейся в канадской живописи к концу 1920-х гг., постепенно уступало дорогу новой технике и новым темам следующего десятилетия. В живописи Миллера Г. Бриттена и Параскевы Кларк ощущались отзвуки социальных бедствий периода Великой депрессии. Лорен Харрис перешел к абстракционизму, тогда как Джон Лайман и Гудридж Робертс показали, что можно писать канадские пейзажи и натюрморты не в таких однообразных тонах и резких формах, как это делали художники «Группы семи» и многие их подражатели. Лемуан Фитцджеральд и Карл Ф. Шефер обратились к местным и региональным темам, не претендуя при этом на то, что они выражают национальную эстетику.

Но наиболее радикальные новые тенденции были заметны в творчестве квебекских художников. Именно там сюрреалист Поль-Эмиль Бордюа, бывший ранее мастером по церковным интерьерам, собрал вокруг себя группу молодых последователей, включая Жан-Поля Риопеля и Фернана Ледюка, которых стали называть «автоматистами». Эти абстракционисты смело смотрели в лицо будущему и призывали стереть из памяти прошлое. Они соединили достижения художественных школ Парижа и Нью-Йорка необыкновенным и оригинальным образом. В своем манифесте 1948 г., озаглавленном «Глобальный отказ» («Refus global»), эти художники требовали радикальной переделки франкоканадского общества и полной свободы творческого воображения. Однако в мире, где канадцам и жителям других стран пришлось столкнуться с разрушительной силой, выпущенной на волю в августе 1945 г. при расщеплении атома в Хиросиме и Нагасаки, даже Бордюа и его друзья не могли понять до конца значение своего собственного тезиса: «Наши мечты простираются дальше всяких пределов».

Глава 6 Десмонд Мортон ТРУДНОСТИ БЛАГОСОСТОЯНИЯ. 1945-2011 [413]

Послевоенное процветание