Послевоенное процветание произвело в жизни большинства канадцев почти никем из них не замеченную революцию. До 1940-х гг. люди по большей части были действительно бедны и не могли обеспечить себе даже сносного существования в рамках так называемых минимальных стандартов пристойной жизни. Трудящимся приходилось выживать в условиях сезонной занятости, слишком многочисленных семейств, неурожая, циклической безработицы и угрозы нищей старости. После 1945 г. многие из этих проблем нивелировались пособиями многодетным семьям, страхованием от безработицы, пенсиями по возрасту и прежде всего быстро развивающейся экономикой. При минимуме в 5 долл. на одного младенца бонус за ребенка[424]
для большой семьи равнялся недельной зарплате, дополнительно получаемой каждый месяц. Полная занятость усилила позиции профсоюзов куда больше, чем того хотели классические экономисты и большинство правительств, но зато их влияние помогло удвоить среднегодовой доход промышленных рабочих с 1516 долл. в 1946 г. до 3136 долл. в 1956 г. К 1948 г. средняя почасовая оплата труда мужчин составляла 1 долл.; работающие женщины достигли этого уровня к 1956 г.Разумеется, некоторые жили по-прежнему бедно, в частности аборигенное население, старики и особенно жители глубинки, где традиционные отрасли промышленности и профессии вели борьбу за существование на периферии экономики. В первое послевоенное десятилетие на подобные исключения из новоприобретенного благоденствия почти не обращали внимания. Социальные проблемы, которые казались самыми важными, были побочным явлением зажиточности: вопросами нехватки достойного жилья, больниц, школ и коммунальных услуг пренебрегали в течение пятнадцати лет войны и депрессии.
По большей части потребности новоиспеченных богачей сформировались поколениями предусмотрительно бережливых людей. Большинству канадцев хотелось иметь семью, дом, небольшой участок земли и сбережения на тот черный день, который в прошлом наступал так часто. Общий ответ на большинство этих стремлений мог найтись в предместьях. За пределами каждого большого города Канады на обширных, утопавших в грязи участках тянулись ряды однообразных зданий. Множество сельских муниципалитетов неохотно мирилось с вторжением людей, которые теперь считали себя вправе рассчитывать на водопровод и канализацию, так же как на школы и дороги. Покупатели новеньких домов учились жить с неисправной сантехникой, непросушенными пиломатериалами и уловками ненадежных подрядчиков.
Жизнь обитателей сельской Канады тоже изменилась благодаря электрификации, канализации и асфальтированным дорогам, по которым легче стало ездить в большой город за покупками и на лечение. По всей стране покатились длинные желтые школьные автобусы, возившие детей с ферм в объединенные школы, где они получали навыки и образование, которые затем многих из них увлекали в крупные города. Те, кто оставались, все активнее вели сельское хозяйство с помощью научных методов, увеличивая урожаи и создавая экологическую бомбу замедленного действия новыми химикатами и генетически модифицированными семенами. Самому сильному воздействию подверглось полузабытое коренное население Канады. Улучшение медицинского обслуживания привело к резкому росту рождаемости в резервациях; образование позволило молодым индейцам осознать собственную нищету, безысходность и тот расизм, которым, казалось, были пропитаны Закон об индейцах[425]
и белые чиновники, которые его исполняли. Школы-интернаты с их жесткой дисциплиной и пренебрежением к культурным традициям аборигенов породили новые поколения жертв.После окончания обеих мировых войн канадских женщин в массовом порядке увольняли, вынуждая освобождать рабочие места мужчинам. После 1918 г. оказывать ожесточенное сопротивление подобному выдавливанию их побудила элементарная нехватка денег; постоянный рост уровня дохода с 1945 г. лучше всего объясняет тот единственный за весь XX в. период, когда женский труд действительно сокращался. Впервые за много поколений промышленный рабочий мог содержать семью на одну свою зарплату. Более того, вопреки всем стандартным демографическим прогнозам, утверждавшим, что достаток и урбанизация снижают рождаемость, канадские семьи выросли до беспрецедентных размеров. К 1951 г. годы снижавшейся рождаемости и жестких ограничений на иммиграцию сделали среднестатистического канадца человеком средних лет. Было предсказуемо, что окончание войны и возвращение ветеранов приведут к демографическому взрыву. В 1941 г. дети до пяти лет составляли 9,1 % населения, в 1951 г. их было уже 12 %. Но никто не ожидал, что послевоенный всплеск рождаемости продлится до 1960-х гг.