История казачества

Задача Добрармии ограничивалась исключительно военным командованием и при ней не было создано никакого правительственного органа. Объяснялось это тем, что военные вожди, не имея в плане борьбы конкретных политических целей, не могли указывать и политику власти на местах, не в силах разобраться в спорах и противоречиях освобожденного местного населения. Между прочим, для генерала Деникина, видимо, было непонятно, почему Кубанское правительство, освобождая область, ставило на места правителей тех же лиц, которые были и при большевиках, переименовывая их из комиссаров в атаманы. Он не понимал того, что деловые качества каждого казака определялись местными жителями, к которым принадлежал и бывший при советской власти комиссар. Многое в казачьей жизни так резко отличалось от уклада северной России, что понять все это пришлому человеку было невозможно. В освобожденной Ставропольской губернии генерал Деникин для внутреннего управления признал все законы, изданные до 25 октября 1917 года, т. е. до большевистского переворота. «Восстановлен был, – как пишет генерал Деникин, – суд, сельские и волостные власти, уездные, потом губернские учреждения. Во главе Ставропольской губернии был поставлен губернатор… Но первые шаги оказались неудачными, – делает заключение автор. – В то же время, – продолжает генерал Деникин, – Кубанское правительство в пределах своих областей восстанавливало автоматически станичные и окружные органы; кое-где в станицах перевыбрали правление и атаманов, а в большинстве остались прежние, сменив лишь ненавистное казачеству наименование “комиссар”». Генерал Деникин, как уже говорилось, не уяснил причин такого легкого восстановления порядка власти на местах в казачьих областях, порядка, существовавшего столетия и лишь нарушенного революцией. Но в политике казачьих областей появился новый порядок как вывод из практики предыдущего 1917 года – отношение казаков к иногородним. Казаки попытались привлечь к совместной работе по защите областей, на правах паритета, иногороднее население, но это оказалось неосуществимым. Иногородние, почувствовав поддержку большевиков и свою силу, заявляли претензии или на господствующее положение на местах, или отказывались от совместной борьбы с казаками против большевиков. Освобождая станицы от большевиков в 1918 году, казаки отказались от своих иллюзий привлечь к общей борьбе иногороднее население и не привлекали его к местному управлению. Из сведений генерала Деникина можно сделать заключение, что при первом же соприкосновении с организацией гражданской власти в освобожденной русской губернии он оказался совершенно не способным на это; отсюда можно сделать только одно заключение – командующий Добровольческой армией был, несомненно, талантливым военным, патриотом и достойным человеком, но не обладал талантом государственного деятеля, – общественное устройство освобожденных губерний вызывало у него массу нерешаемых проблем, но при этом он все время думал об устройстве всей освобожденной от большевиков Единой и Неделимой… Тылы его немногочисленной армии тоже были сплошные «черные стороны жизни», с которыми справиться его штабу оказалось не под силу. Однако, не будучи в состоянии навести порядок в начинавших освобождаться от власти большевиков первых областях, генерал Деникин оставался непримирим к местным казачьим порядкам, так легко восстанавливаемым казаками, и попутно к многим местным областным национальным организациям, жившим в дореволюционное время своими местными особыми обычаями, – последние им зачислялись во враждебных «самостийников», и против них принимались карательные меры.

Генерал Деникин и во время Гражданской войны, и в эмиграции много размышлял о совершенно необъяснимом (с его точки зрения) распространении большевизма, «…эпидемическое распространение русского большевизма, – писал он, – в формах, быть может, более слабых, иногда мало заметных, поражало, тем не менее, морально широкие круги, ему чуждые и враждебные…».

На это можно возразить, что распространению большевизма со дня отречения Государя не только не было никакого противодействия, но, наоборот, оказывалось сознательное или бессознательное полное ему содействие.