История Христианской Церкви. Том III. Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х.

В том же духе он говорит в другом месте: «Петр, в силе своего апостольского первенства, символизирует, в фигурально–обобщенном плане, церковь… Когда Петру было сказано "дам тебе ключи Царства небесного" и т. д., он представлял всю церковь, которая в мире была осаждаема разными искушениями, как потоками и штормами, но не пала, потому что основана на камне, от которого Петр получил свое имя. Ибо не камень так назван от Петра, но Петр от камня (non enim a Petro petra, sed Petrus a petra),как не Христос назван от христиан, а христиане от Христа. Вот почему Господь говорит: "На этом камне Я создам Мою Церковь", — когда Петр сказал: "Ты Христос, Сын Бога живого". "На этом камне, который ты признал, — говорит Он, — Я построю Свою Церковь". Ибо Христос был камнем ( petra enim erat Christus),на котором сам Петр укрепился; ни один человек не может укрепиться на чем-либо ином, кроме Иисуса Христа. Так церковь, которая построена на Христе, приняла от Него, в лице Петра, ключи от небес, то есть власть связывать и разрешать грехи» [572]. К такому Августиновскому толкованию слова petraвернулись позже некоторые протестантские богословы, выступающие против католичества [573]. Августин, конечно же, под церковью понимал видимую католическую церковь, происходящую от апостолов, особенно от Петра, через преемственность епископов; по обычаю того времени, Римскую церковь он называл исключительно sedes apostolica [574] .С другой стороны, подобно Киприану и Иерониму, он ставил акцент на равенстве епископов по сути и настаивал на том, что ключи от царства небесного вручены не отдельному человеку, но всей церкви, представителем которой был Петр [575]. С этим мнением согласуется склонность североафриканской церкви эпохи Августина к независимости от Рима, которая проявилась в случаях с уже упомянутой нами апелляцией Апиария и пелагианскими спорами, которые Августин возглавлял. Следовательно, этого отца церкви можно считать лишь свидетелем ограниченной власти Римского престола. Справедливости ради следует также заметить, что в своих многочисленных трудах он вообще редко говорит о римской власти и по большей части мимоходом, а это значит, что он придавал данной проблеме гораздо меньше значения, чем римские богословы [576].

Латинские отцы церкви более позднего периода, IV — V веков, предпочитают относить petraк Петру и его исповеди и считать римских епископов наследниками его прерогатив, но новых доводов в пользу этого не предоставляют. Среди них мы упомянем МаксимаТуринского (около 450), который, однако, как и Амвросий, ставит Павла на один уровень с Петром [577], а также Орозия и нескольких пап, прежде всего Льва, о котором мы более подробно поговорим в следующем разделе.

2. Что касается греческихотцов церкви, то Евсевий, КириллИерусалимский, Василий, два Григория, Ефрем Сирин, Астерий, КириллАлександрийский, Златоусти Феодоритотносят petraто к исповеди, то к личности Петра, а иногда и к тому, и к другому. Они говорят об этом апостоле весьма возвышенным языком, иногда с риторическими преувеличениями, называют его «корифеем апостольского хора», «князем апостолов», «языком апостолов», «носителем ключей», «привратником царства небесного», «столпом», «скалой», «прочным основанием церкви». Но в первую очередь они воспринимали это превосходство Петра как чисто почетное — ему первому была вверена та власть, которую позже Господь вверил всем апостолам в равной мере; а во–вторых, они никоим образом не одобряли исключительнуюпередачу этой прерогативы Римскому епископу, но утверждали, что на нее могут притязать также епископы Антиохии, где Петр, согласно Гал. 2, жил в течение долгого времени и где он, по преданию, был епископом и назначил себе преемника.

Так, например, Златоуст называет Игнатия Антиохийского «преемником Петра, которому после Петра было вверено руководство церковью» [578]; в другом же месте он высказывается еще понятнее: «Упомянув о Петре, я вспомнил другого Петра, [Флавиана, епископа Антиохийского,] нашего общего отца и учителя, который унаследовал добродетели престола Петрова. О да, ибо такова привилегия нашего города [Антиохии], иметь в начале корифея апостолов в учителях. Было совершенно уместным, чтобы этот город, где возникло имя христиан, получил в качестве пастыря первого из апостолов. Но после того, как он был нашим учителем, мы не удерживали его, а передали его императорскому Риму» [579].