История Христианской Церкви. Том III. Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х.

Подобным образом Несторий и его друг Афанасий, священник, которого он взял с собой из Антиохии, возражали с кафедры против theotokon.Несторий заявлял, что в Константинополе уже возникло противоречие, так как одни называли Марию матерью Бога , а другие — матерью Человека . Он предложил промежуточное определение, мать Христа , так как Христос был одновременно Богом и человеком. Он произнес несколько речей на эту спорную тему. «Вы спрашиваете, — говорит он в первой из своих проповедей, — можно ли называть Марию матерью Бога?Получается, что у Бога есть мать? В таком случае язычество можно извинить за то, что оно приписывает матерей своим богам, но тогда Павел лжец, ибо он сказал о Божественном Христе, что у Того не было ни отца, ни матери, ни родословия [1562]. Нет, дорогой мой господин, Мария не зачала Бога… Творение понесло не несотворенного Творца, но человека, который есть орудие Бога; Святой Дух зачал не Логос, но сформировал для Него из девы храм, в котором Он мог бы обитать (Ин. 2:21). Воплощенный Бог не умирал, но оживил Того, в Ком соделался плотью… Это одеяние, которое Он использовал, я чту ради Бога, пребывавшего в Нем и нераздельного с Ним… Я разделяю природы, но объединяю поклонение.Подумайте, что это должно значить. Тот, Кто сформировался в чреве Марии, не был Сам Богом, но Бог принял Его [ assumsit,то есть облекся человеческим обликом] и, ради Того, Кто принял, принятый тоже называется Богом» [1563].

Из-за этого слова и начались несторианские споры. Но в то же время оно выражало богословскую идею и мощное религиозное чувство. Оно было тесно связано с развивающимся культом Марии, а следовательно, относилось к области поклонения, которая гораздо ближе людям, чем теоретическое богословие; таким образом, споры велись очень страстно. Слово theotokosстало пробным камнем ортодоксальной партии в несторианских спорах, как термин омоусия —в арианских. Возражения против этого слова значили отрицание тайны воплощения, или истинного союза божественной и человеческой природ во Христе.

Без сомнения, антиохийская христология, представителем которой был Несторий, не утверждала, что Логос действительно сталчеловеком. Она говорила о двойственности природы Христа и проводила между ними разграничение; она отрицала, что Бог, как таковой, может родиться или страдать и умереть, но доводила это разграничение природ до раздвоения личности. Она подменила идею воплощения идеей усвоения, принятия человеческой природы или, скорее, целого человека в общение с Логосом [1564]и пребывания Бога во Христе [1565]. Вместо идеи Богочеловека [1566]мы получаем здесь идею человека, ставшего носителем Бога [1567]; личность Иисуса из Назарета — всего лишь орудие или храм [1568], в котором пребывает божественный Логос. Две природы не образуют личностного единства [1569], но только единство моральное, близкую дружбу или союз [1570]. Их отношения друг с другом — механические и внешние [1571], в них каждый сохраняет присущие ему качества [1572], не допуская никакого обобществления, communicatio idiomatumлюбого рода. Этот союз есть в первую очередь милостивое снисхождение со стороны Бога [1573], в ходе которого Логос делает человека объектом исполнения Божьей воли, а во вторую очередь это возвышение человека до высшего достоинства и сыновства по отношению к Богу [1574]. Вследствие такого снисхождения возникает, в третью очередь, практическое, действенное общение [1575], в ходе которого человеческая природа становится орудием и храмом божества и приходит к кульминации в '. Феодор Мопсвестийский, талантливый основатель антиохийской христологии, представляет возвышение человека до положения сына Бога (исходя из Лк. 2:53) как постепенный моральный процесс, зависящий от добродетели и заслуг Иисуса, которые достигли полноты развития в воскресении и позволили Ему достичь неизменности божественной жизни в награду за целенаправленную победу Его добродетели.

Антиохийская и несторианская теория, таким образом, делает природу Христа двойственной, хотя ясно об этом не говорит. Она не может воспринять реальное существование двух личностей без личной независимости каждой из них.

Вместе с богочеловеческим единством личности Христа она отрицает также богочеловеческое единство Его деяний, особенно страданий и смерти, а это умаляет и реальность искупления [1576].

Конечно же, с этой точки зрения Мария могла восприниматься только как мать человека Иисуса и слово theotokosв его строгом смысле становилось нелепым и богохульственным. Несторий мог допустить лишь, что Бог прошел через (transiit)чрево Марии.