История Христианской Церкви. Том III. Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х.

Petavius: De incarnatione Verbi,lib. i, с. 14–18, и последующие книги, особенно iii, iv и (Theolog. dogmatum,tom. iv, p. 65 sqq. ed. Par., 1650). Tillemont: M'emoires,tom. xv, pp. 4.79–719. С. . Salig: De Eutychianismo ante Eutychen.Wolfenb., 1723. Walch: Ketzerhist.,vol. vi, 3–640. Schr"ockh: vol. xviii, 433–492. Neander: Kirchengesch.,iv, pp. 942–992. Baur: Gesch. der Lehre von d. Dreieinigkeit,etc., i, 800–825. Dorner: Gesch. d. Lehre v. d. Pers.Chr. ii, 99–149. Hefele(католик): Conciliengesch.,ii, pp. 295–545. W. Cunningham: Historical Theology,i, pp. 311–315. См. также монографии: Arendt(1835) и Perthel(1848) о Льве I.

Результаты Третьего вселенского собора были скорее негативными, чем позитивными. Собор осудил несторианское заблуждение, но не сформулировал истинной доктрины. Последующее единение александрийцев с антиохийцами было лишь поверхностным, каждая партия в чем-то пожертвовала своими убеждениями. Компромисса обычно хватает ненадолго; принципы и системы должны развиваться до конца; ереси же должны созреть и лопнуть. Как антиохийское богословие породило несторианство, которое довело разграничение человеческой и божественной природ во Христе до раздвоения Его личности, так александрийское богословие породило противоположное заблуждение евтихианства или монофизитства, которое настаивало на личностном единстве Христа в ущерб разграничению Его природ и привело к тому, что божественный Логос поглотил человеческую природу. Второе заблуждение так же опасно, как и первое. Ибо если Христос — не настоящий человек, то Он не может быть для нас примером подражания, а Его страдания и смерть становятся лишь образными представлениями, докетистской показухой.

Значительная часть группировки Кирилла была недовольна компромиссным символом веры, и Кириллу пришлось оправдываться, будучи обвиненным в непоследовательности. Он заявил, что двойственность природ, о которой говорится в символе веры, — это абстрактное разделение божественности и человечности, а в едином Христе они объединяются так, что любое разделение прекращается, и в воплощенном Сыне можно наблюдать только одну природу. Логос, как подлинный субъект, обладающий единой природой, воистину обладает всеми человеческими или, скорее, богочеловеческими качествами, но не человеческой природой. Теория Кирилла о воплощении приближается к патрипассианству, но отличается тем, что Сын в ней представлен ипостасью, отличной от Отца, — так что божественное и человеческое смешивается, но только во Христе, так что Кирилл христотеист, а не пантеист [1604].

С другой стороны, представители Восточной церкви, или антиохийцы, возглавляемые Иоанном, Ивой и особенно Феодоритом, истолковали совместный символ веры в смысле разделения двух природ, продолжающегося в едином Христе даже после воплощения, и по сути добились победы этого умеренного несторианства с помощью Римского епископа на Халкидонском соборе.

Новый спор начала партия, склонная к монофизитству.

Кирилл умер в 444 г. Его архидиакон Диоскор (, но иногда пишется «Диоскур»), сопровождавший его на Эфесский собор, сменил его на посту патриарха Александрии (444 — 451) и превзошел его в том, что касается отрицательных качеств, хотя существенно уступал ему в плане интеллекта и богословских способностей [1605]. Это был человек необузданных амбиций и неукротимых страстей, он не гнушался ничем, чтобы осуществить свой замысел и сделать Александрийскую епархию главной на всем Востоке; вскоре ему удалось сделать это на «разбойничьем соборе». Он возглавил монофизитскую партию и всюду старался разжечь враждебное отношение к антиохийской христологии.

Богословским представителем, хотя и не создателем монофизитской ереси, носящей его имя, был Евтихий [1606], пожилой и уважаемый, но в прочих отношениях не игравший большой роли пресвитер и архимандрит (глава монастыря с тремястами монахами) из Константинополя. Много лет он прожил в затворничестве и только один раз появился на публике, чтобы выступить в Эфесе на стороне Кирилла и против Нестория. Его связь с александрийской христологией — такая же, как у Нестория — с антиохийской: он избрал ее, придал ей популярное выражение и упорно ее держался; но он значительно уступает Несторию в плане таланта и учености. Его связь с этим спором в значительной мере случайна.