Лев, хотя его и не удовлетворило время и место проведения собора, послал туда своих легатов, епископов Пасхазия (Пасхасина) и Лукентия, а также священника Бонифация. Вместе с легатами, уже находившимися в Константинополе, они должны были представлять папу на синоде, а Пасхазий должен был председательствовать от его имени
[1622].Епископы собрались в Никее в сентябре 451 г., но из-за своего беспокойного поведения вскоре были отозваны в
Халкидон, рядом с Константинополем, чтобы императорский двор и сенат могли лично посещать собор и подавлять, по возможности, всплески религиозного фанатизма каждой из партий. Здесь в церкви Святой Евфимии, на вершине холма, откуда открывался великолепный вид, всего в двух стадиях, или тысяче двухстах шагах от Босфора, Четвертый вселенский собор был открыт 8 октября и продолжался до 1 ноября. По количеству епископов–участников он превосходил все прочие соборы древней церкви [1623], а его доктринальное значение уступает только значению Никейского собора. Но все эти пять или шесть сотен епископов, за исключением папских посланников и двух африканцев, были греками или с Востока. Папские делегаты, таким образом, представляли все Латинское христианство. Императорские должностные лица [1624], которые руководили внешним ходом заседаний от имени императора, а также присутствовавшие сенаторы сидели посреди церкви, перед завесой святилища. Слева сидели римские делегаты, которые, впервые на вселенском соборе, вели заседания как духовные председатели; рядом с ними сидели Анатолий Константинопольский, Максим Антиохийский и большинство епископов Востока — все оппоненты евтихианства. Справа сидел Диоскор Александрийский (который вскоре вынужден был лишиться своего места в центре), Ювенал Иерусалимский и другие епископы Египта, Иллирии и Палестины — евтихиане.С самого начала заседания шли очень бурно, богословский фанатизм двух партий разгорелся с полной силой, так что присутствующие миряне вынуждены были напомнить священникам о достоинстве их церковного сана
[1625]. Когда представили Феодорита из Кира, Восточная церковь приветствовала его с энтузиазмом, в то время как египтяне кричали: «Долой иудея, врага Божьего, хулителя Христа!» Другая сторона отвечала с не меньшей страстью: «Долой убийцу Диоскора! Кто не знает о его преступлениях?» Возмущение Несторием было так сильно, что Феодорит смог успокоить собор, только решив (на восьмом заседании) объявить анафему против своего старого друга и всех, кто не называет Марию «матерью Бога» и кто делит единого Христа на двух сыновей. Но ненависть к Евтихию и «разбойничьему синоду» была еще сильнее, и ее поддерживал двор. В результате большинство египтян скоро перешло на другую сторону и исповедалось в своих заблуждениях; некоторые оправдывали себя насилием, которое применили к ним на «разбойничьем синоде». Документы этого синода, а также предыдущего, в Константинополе (в 448), были зачитаны секретарями вместе с другими официальными документами, но чтение постоянно прерывалось внезапно возникающими спорами, восклицаниями и проклятиями, совершенно не соответствующими нашему современному представлению о парламентских заседаниях — хотя практика постоянно подает нам новые примеры неконтролируемых проявлений человеческих страстей в ходе бурных совещаний.Уже в конце первого заседания решения «разбойничьего синода» были аннулированы, мученик Флавиан объявлен ортодоксом, а Диоскор Александрийский, Ювенал Иерусалимский и другие главы евтихианства смещены с должности. Восточная церковь восклицала: «Да здравствует сенат! Святой Бог, святой всемогущий, святой бессмертный Бог, умилосердись над нами. Долгие лета императору! Нечестивые всегда должны терпеть поражение! Христос сместил Диоскора, убийцу [Флавиана]! Это праведный суд, справедливый сенат, справедливый собор!»
На этом заседании Диоскора трижды вызывали к ответу, обвиняя в жадности, несправедливости, прелюбодеянии и других пороках, и лишили всех прав священника; пять остальных смещенных епископов признали свои заблуждения и были снова допущены к участию в соборе.
На втором заседании, 10 октября, Диоскора уже не было. Были зачитаны Никейско–константинопольский символ веры, два послания Кирилла (но не его анафематствования) и знаменитая
На пятом, самом важном заседании, 22 октября, было принято утверждающее вероисповедание, включающее в себя Никейско–константинопольский символ веры, а потом переходящее к спорной проблеме и говорящее о ней почти что словами классического послания Льва
[1627]: