История Христианской Церкви. Том III. Никейское и посленикейское христианство От Константина Великого до Григория Великого 311 — 590 г. по Р. Х.

Однако ему пришлось обнаружить и то, что бегство от города — это еще не бегство от самого себя. «Я оставил, — говорит он в своем втором послании [1949], — свое место жительства в городе как источник тысячи зол, но я не смог убежать от себя.Я подобен человеку, который, непривычный к морю, страдает от морской болезни и решает поменять большой корабль, где сильно качает, на маленькую лодку, — но и там он продолжает чувствовать головокружение и тошноту. Так происходит и со мной, ибо я по–прежнему несу в себе страсти, меня везде мучает одно и то же беспокойство, так что на самом деле уединение не так уж сильно мне помогает». В продолжении письма и в других местах он, однако, пытается показать, что отход от мирских занятий, безбрачие, уединение, постоянное занятие Священным Писанием и жизнеописаниями благочестивых людей, молитвой и созерцанием, а также соответствующая аскетическая суровость внешней жизни необходимы для укрощения диких страстей и достижения подлинного спокойствия души.

Ему удалось привлечь к себе своего друга Григория. Вместе они продолжали молитвы, изучения и занимались физическим трудом, делали выписки из трудов Оригена, которые до нас дошли под названием Philocalia{«Красотолюбие»}, как совместный труд двух друзей, и писали монашеские правила, которые в значительной степени способствовали распространению и упорядочению жизни киновитов.

В 364 г. Василий был против своей воли сделан пресвитером, а в 370 г., при сотрудничестве Григория и своего отца, он начал нести служение епископа Кесарии и митрополита всей Каппадокии. В этом качестве он руководил пятьюдесятью поместными епископами и с тех пор посвятил себя управлению церковью и борьбе с арианством, которое вновь пришло к власти на Востоке при императоре Валенте. Он попытался обеспечить победу католической вере сначала посредством тесных связей с ортодоксальным Западом, а потом посредством определенной либеральности. В условиях, когда учение о Святом Духе еще не оформилось в виде символа веры, он признавал достаточным просто считать Духа не сотворенным, но строгая ортодоксальная партия, особенно монахи, требовали четкого признания Божественности Святого Духа и решительно выступили против Василия. Ариане давили на него еще сильнее, а император пожелал ввести Каппадокию в ересь и угрожал епископу через своих префектов конфискацией, смещением и смертью. Василий же ответил: «И больше ничего? Ни одна из этих угроз меня не касается. Нельзя отнять собственность у того, кто ничем не владеет; я не могу быть смещен, потому что не обладаю никаким местом, ведь я только гость у Бога, Которому и принадлежит земля; для мученичества я тоже не подхожу, так как смерть для меня — благо, потому что от нее я еще быстрее окажусь у Бога, ради Которого я живу и двигаюсь; да я во многом уже умер и давно уже тороплюсь к могиле».

Император собирался сместить Василия, но тут его сын, шести лет от роду, вдруг заболел. Врачи сказали, что надежды нет. Император послал за Василием — и сын выздоровел (хотя и умер вскоре после того). Императорский префект также выздоровел от болезни и приписывал свое исцеление молитве епископа, к которому раньше относился высокомерно. Таким образом, опасность была отвращена посредством особой Божьей помощи.

Однако другие трудности, сложности и расколы постоянно встречались на его пути и препятствовали исполнению его желания восстановить мир в церкви. Эти тревоги и разнообразная вражда рано истощили его физически. Он умер в 379 г., за два года до окончательной победы никейской ортодоксии, со словами: «В Твою руку предаю дух мой; Ты избавлял меня, Господи, Боже истины» [1950]. На его похоронах присутствовали толпы скорбящего народа.

Василий был беден, почти все время болел, у него было только одно поношенное одеяние, и питался он почти исключительно хлебом, солью и травами. Заботу о бедных и больных он в большинстве случаев брал на себя. Он основал в окрестностях Кесарии великолепную больницу, Василиаду (ее мы уже упоминали), прежде всего для прокаженных, которых в этих районах часто бросали на произвол судьбы и предавали их плачевной участи; он сам приводил туда страдальцев, относился к ним как к братьям и, несмотря на их отвратительный вид, не боялся целовать их [1951].

Василий был выдающимся проповедником и богословом, но еще больше прославился как пастырь душ и руководитель церкви; он занимает высокое место в истории монашества [1952]. В классической культуре его нельзя соотнести ни с одним из современников, и его, вместе с двумя Григориями, справедливо причисляют к лучшим авторам среди греческих отцов церкви. Его стиль чист, изящен и силен. Фотий считал, что человек, желающий стать панегиристом, должен подражать не Демосфену и не Цицерону, а именно Василию.