История христианской церкви в XIX веке. Том 1. Инославный христианский Запад

В 1797 году, перед Толентинским миром, когда французы вторглись в Италию, многие из епископов бежали, но епископ имольский спокойно остался в своем диоцезе. 2 февраля 1797 года, на другой день после того, как папе объявлена была война, французские войска прошли чрез Имолу и имели квартиру в епископском дворце. Когда Бонапарт прибыл в Анкону, епископ которой бежал, то он не преминул заметить гражданам, принесшим ему ключи от города: «епископ имольский, притом кардинал, не бежал; правда, я не видел его, когда был там, но он находился на своем посту». В июле того же года Киарамонти произнес проповедь, которую он впоследствии издал в печати. Упомянув в ней о рождении Господа Христа в Вифлееме, он увещевал своих слушателей принять к сердцу открывшуюся в этом событии благодать Божию, а равно и то обстоятельство, что она явилась вместе повелением Императора Августа». Христианство, конечно, есть истинная свобода; но эта свобода есть нечто другое, чем распущенность и разнузданность, которая перемешивает добро со злом. Истинная свобода создает мир и счастье, а мир есть плод гражданского порядка и бывает только там, где есть власти, которым оказывается послушание. Посему католическая религия учит; «противиться власти, значит противиться Богу». «Демократическое правительство, говорил он [правительство Цизальпинской республики], которое теперь введено у нас, не стоит ни в каком противоречии с только что изложенными мною основными положениями; оно не противоречит Евангелию, напротив оно требует тех возвышенных добродетелей, которым можно научиться только в школе Христа». «Как процветали некогда добродетели в языческих свободных государствах древности – в Спарте, Афинах и древнем Риме». Даже отцы церкви говорят о них с удивлением. Пусть же наши добродетели сделают нас добрыми демократами, т. е. такими, которые без задних мыслей трудятся на пользу общественного блага, чуждаются ненависти, коварства и честолюбия и столь же стараются уважать права других, сколько лежит у них на сердце исполнение их собственных обязанностей. Этим самым в то же время устанавливается истинное равенство, которое научает каждого человека, как он должен относиться к Богу, к себе самому и к своим ближним. Между тем полного внешнего равенства в благах и сокровищах нет и никогда не будет. Это чудовищное, так сказать арифметическое равенство в естественном и нравственном творении все перевернуло бы вверх дном». Однако одни добродетели не могут дать нам возможности должным образом исполнять наши обязанности; этого может достигнуть только Евангелие, которое воспитывает христианские добродетели. Даже автор «Эмиля» был тронут красотой Евангелия, как это ясно показывают его выражения в признаниях Савоярского викария. А Евангелие учит нас послушанию. Смиренно же подчинимся велениям Промысла. Не думайте, что католическая религия и демократическая форма правления несовместимы между собой. Будьте только вполне христианами, и тогда вы будете также превосходными демократами. Подражайте в послушании и смирении Искупителю, а это вы сделаете, повинуясь законам и законной власти». Проповедь заканчивалась призывом к священникам, чтобы они были образцами истинного христианства и человеколюбия: через это все добродетели вполне укоренятся в душе тех, кто вверены их попечению, и вместе с благосостоянием граждан будет процветать и слава республики.

Такая проповедь, произнесенная столь выдающимся лицом и таким увлекательным тоном, успокоила умы, смягчила сердца и много содействовала утверждению нового порядка вещей. Но чтобы она именно проложила ему дорогу к папскому престолу, это едва ли можно утверждать. Наполеон называет ее в одном месте якобинскою речью, и в кружках кардиналов на Киарамонти смотрели как на зараженного республиканским духом. Притом он был еще довольно молод: 60-тилетний человек не давал возможности надеяться на скорую перемену на папском престоле. Но эта замечательная проповедь послужила для Мори и Руффо лучшим доказательством того, что никто другой, как именно Киарамонти и должен сделаться теперь папой. Мори не верил в прочность австрийских побед. Бонапарт возвратился, сделался консулом и предпринял уже второй итальянский поход. В случае его победы было важно, чтобы тот, кто занимает престол Петра, наперед пользовался уважением консула и вообще не относился враждебно к новому времени; а Киарамонти как раз и был человеком, с которым могли иметь дело республика и французы. Руффо совершенно сходился в этом взгляде с Мори; избрание Киарамонти было ходом, направленным против Австрии, и Неаполь был вполне доволен этим. Все дело теперь приняло уже такой определенный оборот, что в то время, как Герцан, стараясь предотвратить неприятную Австрии кандидатуру, в крайнем возбуждении бегал из келии в келию и выставлял все новых кандидатов, епископ имольский спокойно сидел в своей комнате и писал письма к государям, различным нунциям и в Рим, а его служители уже спешили сообразно с его ростом несколько укоротить папское богослужебное облачение.