История Киева. Киев капиталистический

Преступник, сделав выстрел, бросился назад, руками расчищая себе путь, но ему загородили проход. Его стали бить. Полковник Спиридович, вышедший во время антракта по службе на улицу и прибежавший в театр, предотвратил едва не произошедший самосуд: он вынул шашку и, объявив, что преступник арестован, заставил всех отойти. Я все-таки вышел за убийцей в помещение, куда его повели. Он был в изодранном фраке, с оторванным воротничком на крахмальной рубашке, лицо в багрово-синих подтеках, изо рта шла кровь. „Каким образом вы прошли в театр?“ – спросил я его. В ответ он вынул из жилетного кармана билет. То было одно из кресел в 18-м ряду. Я взял план театра и против номера кресла нашел надпись: „Отправлено в распоряжение генерала Курлова для чиновников охраны“. В это время вошел Кулябко, прибежавший с улицы, где он старался задержать террористку по приметам, сообщенным его осведомителем. Кулябко сразу осунулся, лицо его стало желтым. Хриплым от волнения голосом, с ненавистью глядя на преступника, он произнес: „Это Богров, это он, мерзавец, нас морочил“. Всмотревшись в лицо убийцы, я признал в нем человека, который днем стоял у фотографа, и понял роль, сыгранную этим предателем».

Тем временем в поднявшейся суматохе Столыпина подняли на руки, понесли в фойе и уложили на диван. Профессора Г. Рейн и Н. Оболонский сделали первую перевязку. Зал наполнился встревоженной публикой, которая в сопровождении оркестра взволнованно спела «Боже, царя храни» и «Спаси, Господи, люди твоя»… Профессура признала рану очень опасной и решили в карете скорой помощи везти его в клинику Маковского на Малой Владимирской. Тут, меня, киевлянина, уже не одно десятилетие волнует вопрос. А почему именно в клинику Маковского? Она ведь иного направления – глазная, да и расположена подальше, чем универсальная клиника Университета. А анатомический театр, где сейчас Музей медицины, еще ближе, каких-то 500 м. К тому же нужно было иметь в виду, что к этим двум, постоянно дежурящим, медицинским учреждениям идет ровная без ухабов дорога. А вот к клинике Маковского шла крутая, с булыжным покрытием улица. По воспоминаниям К. Паустовского, ее крыли соломой, чтобы стук колес извозчиков не беспокоил раненого премьера. Не злой ли тут умысел?! Такого же мнения и Н. С. Михалков, который при личной встрече со мной сетовал, что раненного, истекающего кровью, нужно было нести на руках, а не трясти в карете по булыжной мостовой!

Доставленный вскоре в клинику, Столыпин был поначалу «в полном здравии, видимо, сильно страдал, но сдерживал стоны и казался бодрым. После первого осмотра врачи нашли положение скверным: говорили, что, возможно, пробита печень, если только пуля, ударившая в крест, не изменила траектории. Операцию по извлечению пули решили отложить до утра». Петр Аркадьевич дал согласие отправить телеграмму супруге в Колноберже.

2 сентября. В этот день, в 12 часов, в Михайловском соборе духовенство вместе со съехавшимися в Киев земскими представителями и петербургскими чиновниками отслужили молебен об исцелении. Примечательно, но никто из августейшей фамилии и свиты на молебне не был, так как они все 2 сентября уехали в Овруч Волынской губернии.

Посещение императором старинного города планировалось задолго. Николай ІІ, прекрасно понимая всю ответственность момента, не счел нужным отменить свое посещение Овруча, расположенного в 200 км от Киева. В прекрасно отреставрированном соборе св. Василия священники особенно старательно пели здравницу «болярину Петру Аркадьевичу».