История Киева. Киев литовско-польский

К концу 1540-х годов относится поучение благовещенского протопопа Сильвестра (будущего главы «Избранной Рады»), адресованное царю и направленное против «содомского греха», процветавшего в его окружении. Сильвестр гневно осуждал содомию при московском дворе, и требовал от царя исправиться: «Аще сотвориши се, искоренишизлое се беззаконие прелюбодеяние, содомский грех и любовник отлучиши, без труда спасешися и прежних грех свой оцистиши». Правда, слово «любовник» в XVI веке не имело столь прямого значения как сейчас, а означало «любимец», «приближенный», пояснение священника о «прежнем грехе» самодержца не оставляет сомнений – уже в юные годы Иван был гомосексуалистом и даже женитьба не исправила этой наклонности.

Помимо Сильвестра о половой распущенности царя писал, хотя и не столь прямо, другой выдающийся церковный деятель эпохи Максим Грек. Знаменитый философ доживал свой век в Троице-Сергиевом монастыре. По просьбе неких лиц, вероятно, намеревавшихся воздействовать на молодого монарха, книжник адресовал царю свое сочинение, в котором указывал, что тот, кто подчиняется «ярости и гневу напрасному и беззаконным плотским похотям», не человек, но «бессловесного естества человекообразно подобие».

Можно считать, что Курбский, как противник Грозного, возводит напраслину. Но вот свидетельство летописца: в тринадцать лет Иван вынес свой первый смертный приговор, приказав казнить главу боярской «партии» князя Андрея Шуйского, а спустя два года – вырезать язык одному из придворных «за невежливое слово».

Историки утверждают, что к совершеннолетию у Ивана смягчился нрав. Приписывают это благотворному влиянию митрополита Макария, а позднее руководителям «Избранной Рады» священнику Сильвестру и окольничему Алексею Адашеву. Иван якобы произнес проникновенную речь о том, что хочет принять царский титул, а затем и жениться. 16 января 1547 года в Успенском соборе Иван был торжественно «венчан на царство», а спустя месяц женился. Правда, готовясь к свадьбе, решил напоследок немного повеселиться: во время летнего похода к Коломне (1546) он устроил какие-то древние, еще языческие забавы, вроде «игры в покойника». Псевдомертвец лежит в избе, его отпевают самой отборной руганью, по окончании которой девок заставляют поцелуями прощаться с «покойником», которого изображал сам великий князь. Во время этого «похода» как-то невзначай были казнены три боярина.

Между тем уже началась подготовка к свадьбе. Последнее мероприятие проводилось согласно уже существующей практике «выбора невест». В «города» были отправлены служилые люди и дьяки, которым предстояло, согласно царскому указу, «смотрети у вас дочерей девок, нам невест». Однако дороги были дальними, и Иван, не дожидаясь всех итогов смотра, сыграл свадьбу с Анастасией Захарьиной-Юрьевой, дочерью покойного окольничего Романа Юрьевича, представителя московской боярской семьи.

О царице Анастасии с легкой руки Н. М. Карамзина господствовало мнение как о добром гении царя. Лишь она якобы могла обуздать бурную натуру царя и действовала на него благотворно. Но стоило царице умереть (1560), как Иван «преложи кротость на лютость» и из «доброго» покорителя Казани и Астрахани превратился в «злого» творца опричнины. Карамзин писал об Иване и Анастасии, опираясь на свидетельство англичанина Джерома Горсея, впервые побывавшего в Москве в 1573 году. Он общался с Грозным, но об Анастасии знал только понаслышке. Горсей пишет: «Эта царица была такой мудрой, добродетельной, благочестивой и внимательной, что ее почитали и любили и боялись все подчиненные. Он был молод и вспыльчив, но она управляла им с удивительной кротостью и умом, в результате он с помощью своих храбрых князей, священнослужителей и совета сбросил ярмо дани, тяготившей его предшественников под властью Скифского Царя Крыма, завоевал царство и царей Казани и Астрахани…» У Горсея хватает ошибок, это свойственно всем приезжим.