А что же делал в период перестройки Шереметьев? Работал в «Доме мебели», но там его таланту негде было развернуться. Все его идеи по интерьерам гасли на корню, хотя Евгений Федорович был великолепным дизайнером: он ощущал пространство как нечто подвижное, способное трансформироваться.
Общаясь со многими киевлянами, убеждаюсь, что по прошествии стольких лет все, кто жив, вспоминают Евгения Шереметьева как явление в художественной жизни Киева 1950—1970-х годов. Светлая ему память…
В этом очерке использован материал, любезно предоставленный Анной Шерман (журнал «Антиквар»).
Наш киевский Владимир Высоцкий
В отличие от Михаила Булгакова, который в СССР считался индикатором интеллигентности, Владимир Высоцкий был воистину Народным, причем не так важно кем – артистом, поэтом, певцом. Причем последнее становилось главным, основополагающим для его всеобщего восприятия, что сделало его самым популярным героем страны. Его песни стали той отдушиной, тем глотком свободного воздуха, которого так не хватало в спертости советской житейской атмосферы. Он стал нужным, скорее необходимым, всем жителям ушедшего «социалистического» государства – от академика до рядового работяги. И тут не ищите принижения, просто истинным ценителям Владимира Семеновича мог стать прежде всего среднеобразованный человек, к которому впервые пришла высокая поэзия, воплощенная в доступной форме. Тем более что путь творчества Высоцкого к простым людям подготовила, как ни странно, руководящая линия высших партийных органов, изначально запретивших выступления Барда в крупных городах. Вот и пришлось Высоцкому ездить по провинции, где местные партийные органы узнавали об его прошедших выступлениях лишь по полученным впоследствии партвзысканиям. Нельзя забывать, что его песни были единственными литературными произведениями, доступными широким массам населения. Тогда то, что не соответствовало партийным канонам: литература, искусство, музыка, все-все, – было под запретом. Гражданин «великой» страны, не имея возможности приобрести духовную или физическую пищу в свободной продаже, был вынужден все это где-то доставать, в том числе и магнитофонные записи Высоцкого. Как хорошо, что они были, а если бы магнитофоны отсутствовали в семьях? Что знали бы все мы о любимом певце?
Принято говорить: у каждого есть свой Высоцкий! Два слова скажу о своем… Мне посчастливилось быть на трех его спектаклях, двух авторских концертах «В поисках жанра». Как я доставал эти билеты, хранившиеся в моем архиве очень-очень долго, – это другой рассказ.
Мне с сыном Геннадием, после смерти Барда, удалось побывать у него дома. Нас любезно встретила его мать – Нина Максимовна. То ли она соскучилась по внукам, то ли было что-то другое, но моего восемнадцатилетнего Геннадия она долго не отпускала, показывая те или иные вещи сына, упорно называя его только Высоцким. «Вот кровать, на которой он умер. – Геночка, а ну полезь наверх шкафа, там пластинки, которые Высоцкий привез мне из Парижа. – Вот альбом Рериха, который Высоцкий любил рассматривать с Мариной. – Однажды Марина приехала из Парижа, поставила сумки и, оглядев стены, произнесла: «Вот мы и дома!» – А эти стены Марина красила своими руками».
Душевно трогало то, что Геннадий держал в руках клапан сердца, который так и не поставили нашему кумиру.
В то время я и не подозревал о том, какую великую роль в жизни Владимира Семеновича сыграл мой родной город, хотя о Киеве он ничего не написал, лишь единожды упомянул в песне. Да в нашем городе бардов, даже самых аполитичных, не чествовали. Но первое исполнение
Хватит лирики, пора перейти к конкретике. Очень важные сведения о его родных нашел неутомимый киевский историк Михаил Борисович Кальницкий, в том числе о киевских корнях Высоцкого: данные его деда, бабушки и других ближайших родственников и, что самое главное, семейные фотографии…