Штурмы повторялись, были разрушены деревянные стены, неприятели врывались на валы, но защитники стояли твердо, побивали и сбрасывали татар. Держались семь недель! Почти два месяца – под ливнями стрел, под летящими из осадных орудий камнями и зажигательными снарядами. Но подмоги не было, воины погибали, силы иссякали. Отчаявшись, козельчане пошли на вылазку. Для монголов она стала неожиданной. Ратники выплеснулись вдруг из города, налетели на лагерь, пробились к осадным машинам и изрубили их. Вернуться за укрепления им не дали. Военачальники тут же выслали отряды, отрезая героев от крепости. Последний бой был страшным. Окруженные дружинники мальчика-князя и горожане бились до конца, положили 4 тыс. врагов и в мешанине трупов полегли сами.
Татары назвали Козельск «злым городом». Батый отметил его такой же почестью, как Торжок. На развалинах крепости осталось только небоеспособное население – калеки, раненные, бабы, ребятишки. Всех их было велено перерезать, дограбить и сжечь, что еще не сгорело. А к этому времени и дороги в степь подсохли, дальше монгольское воинство без задержек и остановок покатилось к Дону.
А что же делала остальная Русь, когда погибала ее северо-восточная часть? Заперлась по городам? Дрожала от страха? Готовилась встретить врага, когда он придет на их земли? Да нет же! Распад страны и народа дошел до такой степени, что бедствие соседних княжеств вообще не относили к себе! Да-да, не относили. Именно это, а не монгольские зверства, было самым диким, самым потрясающем в русской трагедии. Другие княжества считались чужими государствами. Кому какое дело, если на них обрушилась катастрофа? Не помогали – это было еще полбеды. Нет, остальные русские продолжали… увлеченно сражаться друг с другом! Одолеть соперников казалось самым важным, куда важнее, чем какие-то татарские нашествия.
Михаил Черниговский прочно засел в Галиче. Чтобы удержать его, заключил союз с венгерским Белой IV, помолвил сына Ростислава с его дочерью. А Даниил Галицкий, втравивший Юрия II и Ярослава в войну с Михаилом, оказался союзником легкомысленным и ненадежным. Когда стало ясно, что владимирские полки не напугали черниговского князя и не вынудили уступить, Даниил вступил с ним в переговоры и согласился на сепаратный мир, получив за это Перемышль. Теперь Михаил мог не опасаться ударов с тыла, поднял все свои силы, оставил в Галиче Ростислава и двинулся отбивать Киев и Чернигов.
Ярослав Всеволодович готовился встретить его во всеоружии, но как раз в это время до Киева донеслись известия, что татары крушат владимирские города. Известия путаные, неясные, но способные ошеломить кого угодно, богатая и многолюдная Залесская Русь рухнула за какой-то месяц! Ярослав отозвал свои полки, размещенные зимовать по днепровским городам, и ушел на родину. Михаил без боя занял столицу, торжествовал, принял титул великого князя Киевского. Взялся распределять уделы, наградил Черниговом двоюродного брата Мстислава Глебовича. А его сын Ростислав возомнил, что теперь-то их род может заправлять на Руси как угодно. Тут же наплевал на договор с Даниилом Галицким и захватил у него Перемышль.
Но ссора была весьма опрометчивой. Ростислав отправился в поход на Литву, а Даниил без него вдруг появился возле Галича. Не осаждал, не обнажал меча, просто подъехал к стене и крикнул столпившимся там жителям: «Люди градские, до которых пор хотите вы терпеть державу иноплеменных князей?» Бояре тщетно пытались ударжать народ. Галичане забурлили, открыли ворота и ринулось к любимому князю, «как пчелы к матке». Знати ничего не оставалось делать, как тоже идти на поклон к Даниилу «с осклабленным лицом и облизывая губы». Он на радостях простил крамольников, сказал им только одно: «Исправьтесь!»
Однако возмутился Ростислав Михайлович, лишившийся удела. Помчался просить войска даже не в Киев, не в Чернигов, а в Венгрию, к отцу своей невесты Белы IV… Вот таким образом Русь «оборонялась» от татаро-монголов. А отсюда напрашивается и ответ: разве не заслужила она столь страшную кару?
44. Св. Александр Невский
Переяславль-Залесский, удел Ярослава Всеволодовича, в отличие от блестящего стольного Владимира, был городом скромным, тихим, уютным. Деревянные срубы детинца, резные терема, единственный каменный собор Спаса Преображения. Перед городом – раскинувшаяся гладь Клещина озера, со стен видны маковки монастыря св. Никиты Готского, где уже прославился подвигом русский святой, Никита Столпник. Здесь, в Переяславле, в 1220 г. у князя родился второй сын. Нарекли его довольно необычным для тогдашней Руси именам, Александром. Окрестили в честь преподобного Александра, игумена Куштского. Но уж наверное, вспомнили великого воителя Александра Македонского.