Вот это было гораздо хуже. Раньше речь шла только о беглеце, а теперь Псков противопоставил себя всей Руси. Но все равно, Калита предпочитал обойтись без крови. В Новгород как раз прибыл митрополит Феогност, он объезжал новую паству и намеревался торжественно возвести Ивана Даниловича на новгородский престол. Московский и суздальский князья обратились в нему, чтобы он вмешался. Грек заупрямился, отказывался. Он руководствовался византийскими инструкциями, а Константинополь предостерегал его от участия в русских дрязгах, от поддержки тех или иных князей. Но ему напомнили, что Калита и Александр Суздальский выполняют волю Узбека. Стоило ли новому митрополиту портить отношения с ханом?
Феогност согласился, потребовал от Александра Тверского ехать в Орду. Тот опять не послушался, но митрополит показал, что умеет быть очень даже решительным, отлучил от Церкви и князя, и всю Псковскую землю. Затворились храмы, прекратились службы, крещения, отпевания. А шел Великий пост, люди привыкли в это время каяться, причащаться… Псковичи растерялись, испугались. Иван Данилович еще и «подтолкнул» их, с княжескими войсками и новгородцами двинулся к Пскову. Специально тащился помедленнее, «не хотя пскович разгневати». Пускай призадумаются, осознают свое положение. Как раз наступила весенняя распутица, а Калита повел рать по низменным болотистым местам – тут уж никто не смог бы придраться, что князь недостаточно энергично выполняет ханский приказ. За три недели проползли 150 верст и встали у Опоки. Начали так же, не торопясь, готовиться к осаде.
Но Калита добился именно того, к чему стремился, нервы у псковичей не выдержали. Тверские летописцы восхваляли Александра. Дескать, он объявил – не хочет, чтобы из-за него страдали верные горожане. Новгородские летописи нарисовали более прозаическую картину: псковичи попросту «выпроводиша от себя князя Александра». Он уехал в Литву, а город направил послов к Калите. При его посредничестве между Новгородом и Псковом был заключен «вечный мир». Правда, обе стороны схитрили. Александр оставил в Пскове семью, явно намеревался вернуться. Но и Иван Данилович с союзниками этого «не заметили», выдачи родственников не домогались. Узбек поручил им ловить одного Александра, а не его супругу и детей. Князья исполнили приказ хана, сделали все возможное, чтобы схватить беглеца. Не смогли, улизнул – что ж поделать? А главное, удержали Псков в составе Руси, и избежали междоусобной драки. С чистой совестью отправились по домам.
Подобные встряски были пустыми и ненужными, но они были шумными, задевали множество людей, городов, и занимали целые страницы летописей. Хотя самое основное совершалось в промежутках между ними. Иван Калита тихо и незаметно продолжал свою деятельность по устроению Руси. Уж он-то понимал, что ордынские «купли» – вещь совершенно ненадежная. Завтра хану попадет вожжа под хвост, и он, невзирая ни на какие «купли» передаст ярлыки кому-то другому. Московский государь старался привязывать к себе русские земли и другими способами. Выдал дочь Марию за ростовского князя Константина, вторую дочь Феодосию – за белозерского Федора, третью, Евдокию – за ярославского Василия.
Это были связи «сверху». А устанавливались и «снизу», по всей толще. Калита исподволь начал ломать удельные границы. Смешивать русских людей, чтобы они осознавали себя не москвичами, ростовцами, белозерцами, а снова принадлежали к одному государству, одной общности. Для обнищавших жителей иных княжеств Калита предоставил возможность поправить благосостояние. Но для этого им надо было перебраться в Московское. Князь выделил им пустующие участки, в том числе мало заселенную лесную область Радонеж, «льготу людем многу дарова, и ослабу обещася тако же велику дати». Сюда стали стекаться сотни и тысячи переселенцев. Среди них был и разорившийся подчистую ростовский боярин Кирилл с сыном Варфоломеем, будущим св. Сергием Радонежским…
А в это же время сам князь и его бояре покупали в соседних княжествах села, деревеньки, пустоши. Оскудевшие владельцы отдавали их подешевке, а Калита всячески поощрял сделки. Если было нужно, давал льготные займы хорошо зарекомендовавшим себя боярам, дружинникам, слугам. В тех же ростовских, белозерских, ярославских, угличских, галичских землях ширились московские вотчины. Попробуй-ка теперь отдели их! Княжества прирастали к Москве не только внешне, по ханскому решению, а на самом деле, превращались в одно целое.