А дальше эпицентр событий переместился на юг. 7 апреля 1340 г. галицкие бояре отравили своего последнего князя Болеслава-Юрия. Кто был заказчиком, Орда, Литва, Польша или Венгрия, трудно сказать. Потому что одни бояре сразу же обратились в Орду, другие позвали на престол сына Гедимина Любарта, а польский Казмир III и венгерский Карл-Роберт двинули войска и захватили княжество. Подготовились они заранее, польский король попросил папу Бенедикта XII объявить крестовый поход на татар, Рим охотно согласился. Но и Узбек не дремал. От Смоленска его тумены успели скрытно перебазироваться южнее и в июле ринулись вперед. Пронеслись смертоносным ураганом по Правобережью Днепра, смели поляков с венграми, ворвались в Польшу, страшно опустошили земли по Висле. А некогда могущественное Галицко-Волынское княжество погибло. Ордынское наступление обратило его в пепелища и руины, уцелевшие правители подтверждали обещания платить дань хану, но Галиция осталась за поляками, а Волынь заняли литовцы.
Лишь осенью Узбек занялся русскими делами. На великокняжеский престол предъявил претензии Константин Суздальский, о правах «старейшего» вспомнил было и Константин Тверской. Но хан не желал больше экспериментировать. Он не забыл верность и заслуги Килиты. Впрочем, существовало еще одно немаловажное обстоятельство – отлаженная система сбора дани, созданная Иваном Даниловичем, была завязана на Москву, опиралась на ее структуры управления. Узбек передал ярлык на великое княжение Семену Ивановичу.
Хотя на Руси 24-летнему сыну Калиты пришлось заново утверждать свою власть и авторитет Москвы. Он послал наместников в Торжок для сбора дани, а новгородцы вздумали взбрыкнуть. Объявили, что покойный Калита нанес им «обиду», поссорился с ними, арестовали великокняжеских наместников и передали Семену, что он только
Он созвал съезд князей Северной Руси и произнес перед ними весьма выразительную речь. Напомнил о временах Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха. Указал: пока великие князья были сильны, а другие князья их слушались, Русь множилась «в людех и богатстве», на нее никто «не смеяше дерзнути, но вси покоряхуся и дани даяху». А когда поделились, принялись склочничать, «тогда наидоша татары, князя убиша, грады разориша», завладели Русской землей и возложили на нее тяжкую дань. «И ныне князей убивают, люди, всегда пленяюще, ведут в басурманство». Говорил, что князья достаточно сильны «землю Русскую оборонити», «ругатися не дати нечестивым, коли только меня послушаете». Для этого Семен продиктовал строгие правила: если возникнут споры, не воевать, а судиться перед великим князем. Если кто-то начнет усобицу, позовет татар или будет искать суда у них, на того «нам быти заедин». А первым делом надо смирить новгородцев и заставить подчиняться государям.
Не за эту ли речь Семена прозвали Гордым? Подобный эпитет в XIV в. носил недобрый оттенок. Гордыня – ужасный грех. Но ведь и речь выглядела настолько непривычной, дерзкой для своего времени! Калита подчеркивал смирение, а его сын вдруг произносит такие слова! Хотя смирение смирению рознь. Иван Данилович выражал его перед Богом, перед законным ханом. Но и он верил, что «Вавилонское пленение» не вечно. Настанет время, и Господь отнимет силу у Орды. Не сейчас, а когда-нибудь… Семен считал себя вправе открыто сказать об этом. Как бы то ни было, речь понравилась. Князья расправляли плечи. А может, и впрямь положение скоро переменится? В поход с москвичами дружно выступили суздальцы, ярославцы, ростовцы, белозерцы. Привлекли и митрополита Феогноста.
Ну а в Новгороде было очень далеко до единодушия. Знать призывала готовиться к осаде, а чернь отказывалась, требовала мириться с великим князем. В Торжке народ взбунтовался, перебил и изгнал своих бояр, освободил московских наместников и встретил Семена хлебом-солью. Хочешь не хочешь, «золотые пояса» вынуждены были капитулировать, признали право Семена властвовать в их городе, выгребали ценности на подарки ему и на уплату дани. Но великий князь вдобавок потребовал, чтобы новгородские предводители явились к нему босыми и просили прощения на коленях [8]
. Это еще один повод, из-за которого могло возникнуть прозвище Гордого. Правда, палка была о двух концах. Семен-то думал не о том, как повеличаться самому, а как сбить гордыню с постоянных своевольников и ослушников. Может, в следующий раз призадумаются, прежде чем хамить и права качать?