История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 2

При известии о падении князя Мира население Мадрида испытало своего рода жестокую радость. Известие же об отречении Карла IV и о вступлении на трон Фердинанда VII довело ее до экстаза. Но для толпы нет полной радости, если она не сопровождается разрушением. Узнав, что князь Мира арестован в Аранхуэсе, решили наброситься на его семью и лиц, пользовавшихся его доверием. Разгромили их дома, искали их самих, но благодаря мужеству Богарне никто, к счастью, не попал в руки толпы. Вернувшись в Мадрид тотчас после отречения Карла IV, французский посланник успел спрятать семью Годоев. Мать, брат и сестры Мануэля провели ужасную ночь под крышей своего дворца, и Богарне предоставил им убежище в здании посольства, где их защищал страх перед французским оружием, ибо Мюрат в эту минуту находился всего лишь в одном переходе от Мадрида. Погромы и поджоги продолжались всё воскресенье 20 марта, и никакая власть им не препятствовала. Усталость, содействие некоторых вооружившихся горожан и прокламация Фердинанда, не желавшего опозорить начало своего правления гнусными бесчинствами, положили конец беспорядкам. К тому же Мадрид был охвачен радостью из-за того, что ненавистное правление наконец-то закончилось, а правление, столь пламенно желанное, наступило. Вряд ли в удовлетворенных душах могло пробудить тревогу известие о приближении к столице французов. Теперь испанцы обольщались мыслью, что французы признают Фердинанда VII; в любом случае, народ этот, возгордившийся тем, что победил ужасного фаворита сам, обрел огромную уверенность в себе и, казалось, никого более не боялся. Вдобавок в своей наивной радости люди верили только в то, что им нравилось, и французы были для них только союзниками, явившимися торжественно открыть правление Фердинанда VII. При подобных настроениях французские войска могли быть уверены в хорошем приеме.

Они уже большей частью перешли Гвадарраму. Двадцатого числа две первых дивизии корпуса Монсея находились меж Каванильесом и Буйтраго, третья – в Сомосьерре. Первая дивизия Дюпона пришла в тот же день в Гвадарраму, готовая подойти к Эскориалу; вторая была в Сеговии, третья – в Вальядолиде. Таким образом, Мюрат мог в течение суток вступить в Мадрид с двумя дивизиями Монсея, дивизией генерала Дюпона, всей кавалерией и гвардией, то есть с 30 тысячами человек.

Беспорядки в столице глубоко огорчили Мюрата, и он испугался, как бы французов не обвинили в желании вызвать потрясения в Испании, дабы легче завладеть ею. Не знал он и того, был ли такой неожиданный поворот событий желателен Наполеону и мог ли наверняка привести к освобождению испанского трона. Гуманность, послушание и честолюбие вели в его душе мучительную борьбу. В таком состоянии Мюрат написал Наполеону, чтобы поделиться с ним тем, что только что узнал сам, вновь пожаловаться на свою непосвященность, выразить сожаление по поводу событий в Мадриде и сообщить, что собирается без промедления вступить в столицу, дабы любой ценой подавить бесчинства черни. Он тотчас выдвинул войска Монсея к Сан-Агостино, а войска генерала Дюпона – к Эскориалу.

Двадцать первого марта Мюрат принял в Эль-Моларе переодетого курьера, доставившего ему письмо от королевы Этрурии. Эта государыня, которую он знавал в Италии и с которой подружился, взывала к его сердцу от имени августейшей и глубоко несчастной семьи. Она сообщала, что ее престарелым родителям грозит великая опасность и что для защиты они прибегают к его великодушному покровительству. Она молила его тайно прибыть в Аранхуэс, дабы убедиться в их прискорбном положении и найти средства их вызволить.

Мюрат с большой любезностью отвечал Марии-Луизе, что весьма сочувствует несчастьям королевской семьи Испании, но не может покинуть штаб-квартиру, где его удерживает долг, и посылает к ней вместо себя одного из своих офицеров, Монтиона, человека надежного, которому она может сказать всё, что доверила бы ему самому.

Монтион прибыл в Аранхуэс 22 марта и нашел семью старых государей безутешной. Приступ страха довел Карла IV и его жену до того, что они лишили себя верховной власти. Но когда первый испуг миновал, за народным мятежом последовали тишина и одиночество, а князю Мира, которого Фердинанд VII приказал судить, начали угрожать новые опасности, королеву охватила двойная скорбь от утраты власти и от того, что предмету ее преступной привязанности угрожает опасность. И поскольку движения ее души тотчас отзывались в душе ее слабого супруга, Карл IV исполнился тех же сожалений и той же скорби. В довершение несчастья их от имени Фердинанда VII известили, что им надлежит отправляться в Бадахос, вглубь Эстремадуры, подальше от французов, чтобы жить там в изгнании и, быть может, в нищете, в то время как ненавистный сын будет править, мстить за себя и уничтожит, вероятно, несчастного Годоя!