История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 3

Волнение в Севилье было, естественно, весьма велико. Дурные вести самым тревожным образом сменяли одна другую. В это самое время стало известно, что капитулировала Херона; что генерал Келлерман, соединившись с генералом Маршаном, отомстил за неудачу при Тамамесе и потеснил герцога дель Парке в бою при Альба-де-Тормесе; что Австрия подписала с Францией мир; что Наполеон вернулся в Париж победителем и направляет форсированными маршами на полуостров многочисленные войска; что англичане, как никогда осуждая опрометчивость последней кампании, уходят в Португалию. После стольких ударов хунта решила искать безопасного пристанища в самой глубине полуострова, за лагунами, прикрывающими Кадис, собраться в начале 1810 года на острове Леон и подготовить там созыв Кортесов к 1 марта.

Итак, несмотря на огромные трудности войны в Испании и все превратности 1809 года из-за скверного использования великолепных войск, собравшихся на Иберийском полуострове, можно сказать, что кампания заканчивалась с преимуществом и даже с блеском. Позволительно было надеяться на благополучное и, может быть, скорое окончание этой долгой и жестокой войны, при условии, что в 1810 году французы сумеют с пользой использовать подготовленные Наполеоном войска и он сам уделит достаточное внимание испанским делам, не позволив себе отвлечься от цели другими предприятиями.

Но, как обыкновенно и случается, замешательство и недовольство царили не только в лагере побежденных; довольно терзаний, обид и беспокойств испытывали и в Мадриде, при дворе ныне победившего короля. У Жозефа в Испании было не меньше тревог и споров с его могущественным братом, чем у Луи в Голландии, и если он не настолько же был ими взволнован, то лишь потому, что при меньшей энергии и чувствительности обладал бо́льшим здравомыслием и осмотрительностью. Можно заметить, что ссора Луи с Наполеоном повторялась в несколько иной форме и в Испании, и Наполеон не сильно выигрывал, используя братьев как орудия своего владычества, ибо помимо собственной воли они становились представителями интересов, которые он хотел принести в жертву своим замыслам. В лице Луи возмутился независимый и расчетливый дух голландцев, в лице Жозефа восставали страдания несчастной Испании. Приходилось опасаться, как бы не признаваемая в обеих странах сама природа вещей не восстала вскоре с мстительной энергией, весьма мягкими выразителями которой были не подозревавшие о том, как, впрочем, и сам Наполеон, его братья.

Как бы то ни было, Жозеф утешался в ту минуту победой при Оканье и взятием Хероны. Получив от андалусских эмиссаров заверение, что юг Испании устал от партийных раздоров и только и мечтает ему отдаться, Жозеф затаил надежду на близкое окончание тягот. Наполеон же льстил себя надеждой, что близятся к концу его собственные жертвы, ибо ожидал решающего результата от великих достижений 1809 года. Надежда умеряла отчаяние одного и повелительный гнев другого, и оба думали только о том, как сделать предстоящую кампанию наиболее плодотворной.

Жозеф намеревался начать кампанию с экспедиции в Андалусию. Его испанские министры, наслушавшись заверений севильцев о том, что Андалусия устала от правления хунты и готова сдаться новой монархии, воображали, что она сдастся без сопротивления, а Жозеф, благодаря своему искусству завоевывать сердца, станет единственным покорителем прекрасной провинции; что Гренада, Валенсия, а там и Кадис вскоре последуют примеру Севильи; что таким образом под прямой властью испанского короля окажется почти весь юг Испании и Жозеф сможет обрести там финансовые ресурсы, а благодаря этим ресурсам и отдаленности обретет и некоторую независимость от брата; словом, что он станет королем Испании в Андалусии и так свершится триумф его миролюбивой системы, его личности и его монархии. Жозеф, которого нетрудно было убедить в таком положении вещей, настоятельно просил у Парижа разрешения предпринять покорение Андалусии. Маршал Сульт, считавший это предприятие столь же легким, особенно после того, как англичане удалились в Португалию, и желавший этой победой изгладить память об Опорто, отстаивал перед Наполеоном идею экспедиции в Андалусию, и Жозеф, дабы поощрить его, вел себя по отношению к нему как покорный и преданный помощник.