За несколько дней до отъезда Наполеона в Майнц появился князь Шварценберг, объявленный доверенным лицом Венского кабинета. Меттерних прислал его скорее для расспросов, чем для ответов: он поручил ему узнать, какой мир склонен заключить Наполеон, и намекнуть, что Австрия достанет меч только ради мира, полезного Германии. Сказать это излучавшему уверенность Наполеону было нелегко и неприятно. Поэтому Шварценберг с трудом согласился на миссию и неохотно ее выполнял. Он не сообщил ничего ясного и удовлетворительного, говорил только о необходимости мира и о разгуле страстей в Германии и осмелился выразить весьма малую часть того, что ему поручалось сказать. Впрочем, Наполеон не оставил ему времени и случая объясниться. Обласкав Шварценберга, он попытался вовлечь его в свои планы: выказав расчетливое доверие, взял с рабочего стола списки войск и стал убеждать, что располагает во Франции, Германии, Италии и Испании 11–12 сотнями тысяч боеготовых солдат, намного превосходящих качеством германцев. Наполеон заявил, что намерен раздавить русских и пруссаков и отбросить их за Вислу. Затем он стал убеждать князя, что Австрии пора открыто выступить на стороне Франции, дабы добиться скорого, надежного и выгодного для нее мира, ибо он готов отплатить ей Силезией, миллионом поляков и Иллирией. Князь Шварценберг, при всей твердости своих суждений, был тронут расчетами французского императора, однако всё же сказал, что Наполеону придется сражаться с войсками, воодушевленными патриотическими чувствами; что дело не обойдется одним-двумя сражениями; что благоразумнее подумать о переговорах; что в этом Австрия готова ему помочь, но не станет сражаться против Европы за мир, не отвечающий интересам Германии. Но Наполеон был слишком воодушевлен, чтобы его могли остановить подобные доводы.
Князь Шварценберг ясно видел, что он хочет биться насмерть; что никто ему в этом не помешает; что он, вероятно, станет побеждать. Он подумал, что нужно дождаться побед, прежде чем что-либо предсказывать и решать, а поэтому проронил лишь несколько бессильных и бессвязных слов и умолк, не решившись сказать Наполеону даже правду о вспомогательном австрийском корпусе, о чем было бы честнее дать знать. Поскольку Австрия делала вид, что остается верной договору об альянсе, вспомогательный австрийский корпус должен был по-прежнему оставаться в распоряжении Наполеона и его участие в боевых действиях оставалось весьма желательно. Наполеон сказал Шварценбергу, что намерен послать этому корпусу и Понятовскому приказ выдвигаться в Верхнюю Силезию и надеется на выполнение приказа. Князь, отлично знавший, что его правительство не желает делать более ни единого выстрела, побоялся признаться в этом Наполеону и имел слабость отвечать, что австрийский корпус ему подчинится.
После напрасных попыток обратить князя Шварценберга Наполеон направил своим союзникам – великому герцогу Баденскому, князю-примасу, герцогу Вюрцбургскому и королям Вюртемберга, Баварии и Саксонии – рекомендации подготовить войска и отправить ему всю имевшуюся в наличии кавалерию. Особенно настойчив он был в отношении короля Саксонии, удалившегося в Регенсбург и уведшего с собой 2400 прекрасных всадников, о которых мы говорили и которых Наполеон рассчитывал присоединить к корпусу Нея. Он направил эту просьбу так, как отдают категорический приказ.
Покончив с распоряжениями и обняв на прощание императрицу, взволнованную и опечаленную разлукой, Наполеон отбыл 15 апреля столь же воодушевленный и уверенный в себе, как перед самыми прекрасными из своих кампаний! Уверенность блаженная и гибельная, ей суждено было не только вызвать великие события, но и привести, самой своей избыточностью, к новым и непоправимым катастрофам!