Вперед рванулись с яростью, оставив в Витории множество снаряжения. Положение генерала Рейля в это время стало крайне опасным; он продержался, сколько мог, на Садорре, отбрасывая англичан и испанцев за реку всякий раз, как им удавалось прорваться через один из мостов, но, когда увидел отступавшие на Сальватьерру войска, решил и сам отступить в этом же направлении.
В этот роковой день французы потеряли около 5 тысяч убитыми и ранеными, англичане – почти столько же. Но у французской армии захватили 1500–1800 солдат в наряде и беженцев. Кроме того, мы оставили неприятелю 200 орудий, которые пришлось бросить из-за непроходимой дороги, более 400 зарядных ящиков и бесчисленное множество багажных повозок. Жозеф не спас даже собственную карету со всеми бумагами.
Естественно, всем хотелось бы знать, где всё это время находился генерал Клозель с 15 тысячами человек, которых он собирался привести на подмогу, и что делал на обратных склонах гор генерал Фуа с другими 15 тысячами, чье присутствие на роковой равнине Витория могло оказаться так полезно. Фуа, которого отделяла от Жозефа только гора Салинас, не получил ни одного из посланных ему уведомлений и узнал о приходе армии в Виторию только в результате появления дивизии Мокюна, сопровождавшей обозы. Клозель, как только узнал о движении англичан и отступлении нашей армии, спешно собрал свои дивизии и 20-го прибыл в Логроньо, расспрашивал там о Жозефе, но жители разбегались или молчали, и никто не смог ему что-либо сообщить. Но он видел англичан, отправленных на поиски продовольствия, и по некоторым следам на дороге пришел к мысли, что французская армия передвинулась из Миранды на Виторию. На следующий день он решил двинуться на обратный склон Сьерра-де-Андиа, чтобы разведать, можно ли через эту гору добраться до Жозефа. Однако, не без оснований полагая, что между ним и Жозефом находится английская армия, Клозель двигался с осторожностью, не был обнаружен ни одним из крестьян, за ним посылавшихся, и к концу дня узнал, что Жозеф сражался весь день, после чего отступил. Утром 22-го, желая узнать всю правду и любой ценой оказать помощь армии, генерал решил взобраться на Сьерра-де-Андиа и окинуть взглядом равнину Витории. С вершины он увидел всю картину разгрома и, будучи отделен от Жозефа победившими англичанами, должен был позаботиться о собственном спасении. Не теряя самообладания, он вернулся к Эбро, добрался до Логроньо и, поскольку его по-прежнему отделяли от Жозефа англичане, принял одно из самых благоразумных и смелых решений, когда-либо принимавшихся на этой войне: прорываться к Сарагосе. Его решение было продиктовано желанием спасти собственный корпус и не менее сильным желанием прикрыть тылы маршала Сюше и обеспечить его отступление.
Журдан и Жозеф добрались до Памплоны с армией, чрезвычайно недовольной своими командирами, но не павшей духом, уменьшившейся только на 5–6 тысяч человек. Оба военачальника еще были в состоянии оказать сопротивление англичанам; кроме того, серьезные препятствия представляли для них и сами Пиренеи. Оставив по совету Журдана гарнизон в Памплоне, Жозеф послал Андалусскую армию в долину Сен-Жан-Пье-де-Пор, Центральную армию – в долину Бастан, а Португальскую – в долину Бидассоа, чтобы закрыть все проходы, переформировать артиллерию и положить конец разделению на три армии, только что вновь ставшему причиной досадных затруднений. Тем временем генерал Фуа, при поддержке Мокюна, искусно и смело противостоял англичанам, которые хотели спуститься с Салинаса на Толосу, и довольно далеко их оттеснил. Потеряли Испанию, но еще не границу, и в Империю, так долго бывшую захватчицей, еще не вторглись враги, хотя были уже весьма к этому близки!
Такой оказалась кампания 1813 года в Испании, печально известная разгромом у Витории, отметившим наши последние шаги в стране, где мы в течение шести лет бессмысленно проливали свою кровь и кровь испанцев. Результатом стали потеря Испании, угроза южной границе и уничтожение мощнейшего средства для переговоров с Англией: ибо при создавшемся положении уступить ей Испанию не представлялось возможным. Это означало необходимость новых жертв, вдобавок к тем, которых требовала Австрия. Заключение мира затруднилось как никогда, а все, кто считал, что настало время сокрушить Францию, обрели новую уверенность.
Понятно, почему Наполеон был крайне раздосадован. В общих чертах о событиях в Испании он узнал в минуту отъезда из Дрездена, а в Торгау, Виттенберге и Магдебурге, узнав из донесений министра Кларка подробности, был охвачен сильнейшим гневом. С Жозефом он обошелся крайне сурово.