История Крестовых походов

Франки пали духом и начали подумывать о том, чтобы прекратить осаду города. Но патриарх Фульхерий и епископы посоветовали войску вступить вновь в битву, и их мнение было уважено. На другой день битва возобновилась и длилась весь день, обе стороны действовали с большим оживлением, но потери мусульман оказались значительнее. Предложено было перемирие для погребения убитых. Во время перемирия жители Аскалона приняли решение сдать город христианам и выбрали послов к иерусалимскому королю. Когда послы сообщили вождям латинян о желании сдать им город, те, уже потерявшие надежду на овладение Аскалоном, с радостью согласились на условия мусульман. Жителям Аскалона дано было три дня, чтобы выселиться оттуда со всем своим имуществом, но они не дождались и третьего дня…»

Франки, считавшие взятие города истинным чудом, 19 августа священной процессией вошли в Аскалон.

А рассказ о героической гибели 40 тамплиеров еще долго передавался из уст в уста, как когда-то история подвига 300 спартанцев…

…И вот Аскалон снова в руках неверных. Всеми силами Саладин пытался преградить крестоносцам путь, и марш-бросок превратился в беспрерывную 11-дневную битву. Ричард в окружении личной гвардии тамплиеров рубился на переднем крае. А по ночам храмовники, знающие эти места вдоль и поперек (с незапамятных времен они охраняли здешние дороги), отправлялись за провизией и фуражом. Они прочесывали окрестности и возвращались на заре, гоня перед собою быков и овец. Во время одной из таких вылазок их окружил отряд из 400 мусульманских всадников. Ричард Львиное Сердце послал графа Лестерского с отборными английскими рыцарями им на помощь. Но силы врага были столь велики, что неминуемо погибли бы все, не подоспей сам Ричард со своим знаменитым боевым топором.

…В широкой долине возле Рамлы Саладин делает последнюю отчаянную попытку, которой суждено воплотиться в одну из величайших битв века. Жоффруа де Венсоф пишет:

«Со всех сторон, сколько мог охватить взор, от морского побережья до гор, ничего не было видно, кроме леса копий, среди которых развевались бесчисленные знамена. Лютые бедуины, сыны пустыни, на своих быстрых арабских скакунах молниеносно пересекли широкую равнину, и в воздухе стало темно от их дротиков и копий. Свирепые и жестокие, устрашающего вида, с кожей чернее сажи, они старались быстрым движением и постоянными атаками нарушить строй христианских воинов. Бедуины кидались в атаку со страшными воплями и криками, которые, вместе с оглушительным звуком труб, горнов, цимбал и бронзовых литавр создавали шум, потрясавший всю равнину и способный заглушить даже громы небесные.

Бой начался на левом крыле госпитальеров, и христиане главным образом были обязаны своей победой доблестному королю Ричарду. Хотя войска Саладина были смяты, он остался на равнине, не спуская своих знамен, и звук его литавр не умолк; он собрал свою армию, отступил к Рамле и приготовился защищать дорогу, ведущую на Иерусалим. Тамплиеры и госпитальеры, когда битва закончилась, отправились на поиски Жака д’Авена, одного из храбрейших рыцарей Ричарда, чье мертвое тело они на копьях принесли в лагерь под горестный плач и причитания своих соратников».

После Аскалона настала очередь Дарона, который упомянул султан в своем поэтическом опусе. Гарнизон расположенной неподалеку крепости Фигье, в ужасе перед подходом христиан, подорвал стены при помощи «греческого огня». Не успели рыцари отпраздновать победу, как к Ричарду явились несколько сирийцев и предупредили, что из Египта в Иерусалим движется богатый караван. Тем же вечером из лагеря англичан выступил отборный отряд. На заре две тысячи сарацин были сметены внезапным ударом — а те, кто остался в живых, разбежались «как зайцы, которых преследуют собаки». Король вернулся в лагерь с богатой добычей — почти пять тысяч верблюдов, а лошадей, ослов и мулов вообще без числа! И животных, и то, что было на них навьючено, разделили поровну — между теми, кто участвовал в вылазке, и теми, кто оставался в лагере.

Вот как описывает окончание кампании Жозе Мишо.