Рыцарей спасло появление короля:
«
Но тут из Дамаска прибыл новый султан Египта Туран-хан. Он привел с собой свежие силы – и одновременно отправил флот, чтобы изолировать крепость с моря. Что оставалось Людовику? Просить перемирия. Он отдаст Дамьетту, если ему вернут Иерусалим. Его братья – те, что еще живы, – станут заложниками сделки. Султан ответил: пусть заложником станет он сам, Людовик. Король согласился, но воспротивились его приближенные – слишком унизительным казалось такое условие. Этому унижению франки предпочли другое – отступление. Оно пришлось на начало апреля года 1250-го. Повозки запрудили дороги, матросы рубили швартовы, чтобы быстрее отчалить… Их остановило лишь его слово – приказ вернуться, чтобы погрузить всех больных…
Людовик помнил, как верный телохранитель Жоффруа де Сержин держался подле, «
Он умирал – но выжил. Лекарь султана имел опыт лечения самых тяжких болезней. И, завернувшись в плащ, подаренный ему одним бедняком (свою одежду король потерял), Людовик наблюдал, как всякий день сарацины вытаскивали во двор пленных. «Ты хочешь отречься?» – и свист кривого меча… Что ж – если подобная участь ожидаете и его – он примет свой конец, как подобает христианину. Ему уже раз грозили смертью – если не сдаст Дамьетту. Людовик ответил: никогда. Его обещались пытать пыткой «моллюском» – «это две соединяющихся деревянных доски с зубьями внизу; они вкладываются одна в другую и связываются бычьими ремнями по концам. И когда хотят пытать человека, то кладут его на бок и укладывают ноги меж колышков, а потом усаживают человека на деревянные доски, так что не остается ни одной кости, которая не была бы раздроблена…» Король лишь ответил – он пленник и не волен распоряжаться своею судьбой…
В то время, как сарацины штурмовали город, неся перед собой захваченную в бою орифламму, он молил Господа о спасении королевы и их новорожденного сына… Но Дамьетта выстояла.