История крестовых походов

Однажды, когда король Английский одиноко сидел в своей палатке, склонив голову как бы под влиянием особенно тяжкого раздумья, перед ним явился один пилигрим – священник по имени Вильгельм. Лицо его выражало печаль и сострадание; остановясь на пороге палатки, священник, казалось, ожидал знака, чтобы приблизиться к королю; он смотрел на короля, и по лицу его струились слезы. Ричард пригласил его войти, спросил его, почему он плачет и не он ли причинил ему скорбь? Получив от короля обещание выслушать его без гнева, священник сказал королю, что решение его покинуть Палестину возбуждает сожаление всей армии, и в особенности тех, кто принимает близко к сердцу ее славу, и что его ожидают упреки потомства в том случае, если он покинет дело христиан. Он напомнил королю Английскому многочисленные его подвиги, сказал ему, что пилигримы смотрят на него как на опору и на своего отца и что отъезд его повергнет всех в отчаяние. Ричард выслушал священника; он ничего не отвечал ему, но выражение лица его сделалось еще пасмурнее. На другой день английский король объявил графу Генриху и герцогу Бургундскому, что он не поедет в Европу до праздника Пасхи следующего года; герольд, провозгласив это решение, объявил вместе с тем, что христианская армия скоро выступит к священному городу. Эта весть подняла дух армии; все бедствия были забыты; повсюду раздавались восхваления Ричарду, и такое доброе настроение предвещало победу. Но все эти благородные стремления, неустрашимое рвение должны были остаться бесплодными вследствие возникших вслед за тем роковых несогласий.

Крестоносцы расположились лагерем в Вифинополе, нынешней Бэйтнубе, в семи милях к востоку от Иерусалима. Ричард остановился тут на несколько недель, потому ли, что его устрашило приготовление сарацин, или потому что он снова был под влиянием своего непостоянного характера. Герцог Бургундский и многие другие вожди, завидуя славе Ричарда, неохотно содействовали его предприятию. После целого месяца напрасного ожидания в Вифинополе христиане с горестью восклицали: «Верно, мы не пойдем в Иерусалим!» Ричард делал вид, что не слышит ропота пилигримов, но он разделял их горе и негодовал на свою собственную судьбу. Однажды, увлеченный в погоне за неприятелем до возвышенности Модинской, откуда виднеется Иерусалим, Ричард заплакал при виде священного города, который он еще не освободил. Вынужденный принять какое-нибудь решение, он созвал совет из пяти рыцарей-иоаннитов, пяти французских баронов и пяти баронов или владетелей палестинских. Этот совет обсуждал дело в продолжение нескольких дней. Те, кто стояли за начатие осады Иерусалима, говорили о восстании в Месопотамии против власти Саладина и об угрозах султану со стороны халифа Багдадского; они прибавляли, что мамелюки отказываются запереться в Иерусалиме, если Саладин не придет туда, чтобы разделить с ними все опасности, и что, следовательно, время для осады теперь самое благоприятное. Другие, державшиеся противоположного мнения, видели во всех этих известиях только ловушку со стороны Саладина; они выставляли на вид недостаток воды в летнюю пору в бесплодных окрестностях Иерусалима, длинные, узкие проходы по этой гористой местности, где несколько мусульманских солдат могли легко уничтожить целые фаланги христиан; и притом, в случае неудачи под стенами священного города, каким образом обеспечить отступление христианской армии, окруженной со всех сторон войсками Саладина?

Такова была сущность прений на этом совете, как нам сообщает история; но причины, которые представлялись в защиту необходимости удалиться от Иерусалима, не имели ничего нового или непредвиденного; те же препятствия существовали для армии Готфрида, но не остановили ее движения вперед. Следовательно, в основании этого вопроса были какие-нибудь другие мотивы, кроме тех, которые передают современные известия. Эта часть нашего рассказа остается неясной. История может наблюдать за человеческими страстями, когда они разыгрываются, так сказать, при солнечном свете, но она бессильна описать их с полной достоверностью, когда они сосредотачиваются в совете князей и когда к ним примешивается множество неизвестных побуждений.