История крестовых походов

Наконец, 5 июня, король отплыл в Сирию, 7 июня на высоте между Бейрутом и Сидоном он уничтожил необыкновенно большой, тяжело нагруженный военным материалом и войсками магометанский корабль, который был назначен для подкрепления акконского гарнизона, а 8 июня он пристал к стану христиан под Акконом. «Его приняли там с такой радостью, как будто он был Спасителем, пришедшим в мир, чтобы восстановить царство».

Осада Аккона

Взгляд в ту часть третьего крестового похода, которую мы до сих пор рассказывали, производит, несмотря на последние успехи Ричарда, глубоко удручающее впечатление. С 1187 года Европа еще многостороннее и еще усерднее, чем когда-нибудь прежде, поднялась на священную войну; но уже не возобновился тот дух, который бы мог направить развернувшиеся богатырские силы единодушно и цельно к уничтожающему удару против завоевателя Иерусалима. Только единственный из великих монархов Европы, император Фридрих, показал, по крайней мере со своей стороны, чистую преданность делу и никогда не омрачавшееся рвение к достижению высокой цели; но именно он вместе со своими людьми, без собственной вины, подвергся печальнейшей участи. Одновременно с ним или вскоре после него из всех государств выступили на Восток бесчисленные толпы войск под предводительством князей, графов или епископов; но они совершали свой путь врозь и приходили в Сирию по капле, один за другим, более способные проливать свою кровь, чем нанести чувствительный удар противнику. Наконец, короли Франции и Англии мешкали и ссорились, теряли незаменимое время, и в конце концов принесли в лагерь своих единоверцев в Акконе вместе со своей военной силой и свои раздоры.

Поэтому едва ли было возможно ждать чего-нибудь для конца крестового похода. Но ко всему неблагополучно. Присоединилось еще то, что и сирийские христиане находились в страшном раздоре между собой, и потому неудивительно, что успехи этого похода далеко не отвечали самым скромным ожиданиям, хотя тысячи и тысячи людей все еще приносили в жертву свою жизнь так же героически, как во времена Готфрида Бульонского.

Как мы знаем, король Гвидо Иерусалимский двинулся летом 1189 г. с небольшим войском в Аккон, между тем как враждебный королю маркграф Конрад Монферратский остался в Тире. 27 августа Гвидо прибыл к Аккону, расположился лагерем на холме к востоку от города, а уже 29 августа попробовал посредством внезапного штурма захватить большую крепость. Храбрость христиан, может быть, имела бы успех, если бы среди жаркого боя они не были напуганы известием, что Саладин угрожает им с тылу. Действительно, как только султан узнал об опасности Аккона, он поспешил на выручку; но в этот день к христианам подошли только передовые его авангарда, сам же он был еще далеко позади, в гористой стране, которая поднимается против Тивериадского озера. Но в следующие дни он со всем своим войском подошел близко к христианскому лагерю, и небольшая кучка крестоносцев, без сомнения, погибла бы, если бы в это самое время не пристали один за другим к берегу около Аккона значительные франкские флотилии и не привезли королю Гвидо тысячи храбрых датчан и фризов, фламандцев и англичан, французов и итальянцев. Из этих предводителей особенно выделились Иаков Авенский, епископ Филипп Бове и графы Дре, Бриенн и Бар.

Но вследствие всего этого, сражение при Акконе оказалось главным военным событием этого крестового похода, стало развязкой дела, самой неблагоприятной для христиан, какая только была возможна. Так как владея в Сирии еще Антиохией, Триполисом и Тиром, они не нуждались, по крайней мере на первое время, для войны с Саладином в опорных пунктах на берегу: для них было важно прежде всего истребить военную силу султана в открытом поле: затем крепости постепенно достались бы им сами собой. Но когда они начали осаждать большой город, они предприняли самое трудное дело, какое известно военному искусству, а именно — разрушение неприятельских стен в то время, когда сильное и привыкшее к победам вспомогательное войско готово каждую минуту напасть с тылу на осаждающих. Но христиане были приведены к безумной борьбе за Аккон не по обдуманным соображениям: повод к этому заключался гораздо больше в том, что Тир, единственный значительный остаток Иерусалимского государства, был в руках Конрада Монферратского и что король Гвидо, как дерзкий искатель приключений, предпринял взятие ближайшего большого приморского города, чтобы получить подобное Тиру место. К этому присоединилось тогда невольно и неминуемо все дальнейшее.

Аккон, издавна многолюдный и хорошо укрепленный, был превращен Саладином в главную крепость ислама, через прибавку новых рвов и валов, башен и бастионов. На северо-восточном углу стен особенно выделялась «проклятая башня», а среди укреплений, замыкавших гавань, сильная «башня мух». Гарнизон был силен и мужествен; во главе его стоял храбрый эмир Богаэддин Каракуш.