И тут два события ускорили донорскую науку (назовем ее донорологией). В 1970-х и 1980-х годах стало известно, что факторы роста (гормоны или цитокины крови КСФ, см. ранее) могут стимулировать костный мозг до такой степени, что стволовые клетки поступают из костного мозга в кровь. В то же время стали доступны устройства для афереза[90]
(отАналогично со стволовыми клетками… Единственное, что требовалось сделать, — это ввести донору факторы роста за несколько дней до донорства, а затем подключить его или ее к аппарату для афереза. Таким образом, была получена очень чистая популяция кроветворных стволовых клеток, что, конечно, сильно контрастировало с той «солянкой» из костного мозга, которую использовали ранее. Ведь когда костный мозг от донора был отфильтрован, а большая часть жира и осколков кости удалены, конечный трансплантат все еще содержал в себе жировые стволовые клетки, из поддерживающей ткани, кровеносных сосудов и т. д. С клетками, полученными путем афереза, подобного не происходило.
Такая относительная легкость получения стволовых клеток из крови и отсутствие сильных побочных эффектов для донора привели к тому, что донорство костного мозга устарело еще в 1990-х годах и все переключились на стволовые клетки периферической крови. Это также имело впечатляющие последствия для развития аутотрансплантации (донорство для самого себя). При многих кровоточащих типах рака лимфатических узлов на выживаемость отрицательно влияли последствия химиотерапии и радиации. Так как химиотерапия и радиация не селективны, они убивают как хорошие, так и злокачественные клетки, и если часто назначать одну процедуру или обе, рак может исчезнуть, но одновременно пострадает и костный мозг. А без функционирования костного мозга человек не может выжить…
Следовательно, согласно логике, можно было собрать костный мозг до начала химиотерапии, бросить его в морозильник (при –196 °C), дать смертельную дозу химиотерапии и затем спасти пациента при помощи его же собственного замороженного костного мозга. Однако проблемы с понижением уровня клеток у донора и побочными эффектами долгое время удерживали многих гематологов. Но теперь, когда появились доступные стволовые клетки периферической крови, казалось, все стало намного проще. Тысячи аутологичных трансплантируемых клеток при многочисленных показаниях (помимо заболеваний крови и рака, например при рассеянном склерозе) увидят свет.
И тут также применим принцип «Поживем — увидим». Гематологическому сообществу потребуется еще десять лет, чтобы убедиться, что стволовые клетки крови работают так же хорошо, как и подобные клетки костного мозга. Некоторые фанатичные приверженцы пересадки костного мозга утверждали, что при аллотрансплантанции[91]
кровь вызывает более сильное отторжение, чем сам костный мозг (из-за присутствия деформированных лимфоцитов). На сегодняшний день 10 % трансплантаций (особенно у пациентов, прошедших предварительное лечение) все еще происходят с костным мозгом.С начала 2000 года на рынке появляются новые мобилизующие препараты, которые могут гарантировать успешный сбор стволовых клеток в некоторых сложных мобилизаторах (где классические факторы роста не сработали в нужной степени).
Все это привело к значительному улучшению показателей выживаемости среди пациентов с агрессивной формой рака лимфатических узлов, а также у пациентов с жуткой болезнью Калера — типом рака, поражающим кровь и кости. До начала 2000-х годов подобный диагноз почти неизбежно означал смерть в течение трех-четырех лет. Трансплантация же помогла удвоить шансы на среднюю выживаемость. Некоторые из тех, кому посчастливилось попасть на донорскую трансплантацию или аллотрансплантацию, вскоре поправлялись. Австрийский доктор Отто Калер, который дал первое описание болезни в 1885 году, был бы сказочно удивлен. Он лечил своего первого пациента (кстати, такого же доктора) экстрактами ревеня и апельсиновыми корками.