История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

«Его высокая стройная фигура, в неизменной безупречной казачьей черкеске… всегда вызывала уважение. Он был не только военным руководителем, но, в отличие от других командиров Белой армии, обладал политическим чутьем, чтобы понять, что без надежной базы для операций и без восстановления порядка, как гражданского, так и военного, его усилия будут тщетными»[1114].

Несмотря на передышку весной и в начале лета 1920 г., позволившую укрепить позиции — Красная армия временно приостановила операции на юге России и начала наступление на запад, в Польшу, — у Врангеля было мало времени, чтобы вновь заручиться серьезной политической и военной поддержкой Белого движения. Простой, но очень запоздалый шаг переименования Добровольческой армии в Русскую армию вряд ли увеличивал шансы на победу на поле боя. Армия, прибывшая в свой последний крымский бастион в плачевном состоянии, имела «низкий боевой дух». Войскам «пришлось бросить все снаряжение, пулеметы и артиллерию». Расквартированные преимущественно в Симферополе части «перестали подчиняться дисциплине. Кавалерия была без лошадей». На военных кораблях белых «не было угля и нефти, ни один из них не мог покинуть порт»[1115]. К чести Врангеля, он вопреки всему сумел не только восстановить армию и обеспечить средства для ее эвакуации, но и учитывал политические требования. Он сформировал новое правительство Юга России, главой которого стал бывший министр сельского хозяйства царского правительства Столыпина, Александр Васильевич Кривошеин. Врангель пытался установить хорошие отношения с татарами и ратовал за «примирительный подход к украинцам, грузинам и другим народам, которых обидел Деникин»[1116].

Несмотря на все усилия Врангеля и Кривошеина, исполненные благих намерений обещания земельной реформы оказались слишком запоздалыми и недостаточными, чтобы повлиять на политическую ситуацию. Экономическое положение полуострова оставалось тяжелым, но в краткий период власти белых отмечались и слабые признаки улучшения. Сын Врангеля рисовал благостную картину жизни в Севастополе весной и летом 1920 г. «Неузнаваемо изменился Севастополь», — писал он.

«После высадки остатков измотанной, отчаявшейся и близкой к бунту деникинской армии он почти вернул себе вид мирного и процветающего города. Снова открылись кинематографы и театры (в магазинах были даже импортные товары). Военные в служебное и внеслужебное время были дисциплинированны и одеты по форме. Нормально работали школы, больницы и государственные учреждения»[1117].

У очевидцев из числа британских моряков создавалось такое же впечатление. 7 июня 1920 г. командир линкора Королевских ВМС «Аякс» капитан В. Г. С. Хаггард докладывал о ситуации в Севастополе вице-адмиралу сэру Джону де Робеку, который с июля 1919 г. командовал Средиземноморским флотом. «Поддерживается хороший порядок», — писал Хаггард. Несмотря на то что «цены высоки, а продовольствия не хватает… население выглядит сытым и хорошо одетым». Он отмечал, что «отношение людей и официальных лиц к британцам не враждебное, но холодное и даже презрительное». Более того, Хаггард жаловался, что жители Севастополя «не могут понять вялую поддержку того, что они считают борьбой против опасности для всего мира, и Великобритании в частности».