История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней

Однако факты говорили об обратном. На береговой батарее № 35 Октябрьский собрал военный совет. И новости, и настроение были мрачными. Усталый командующий Черноморским флотом отдал свой последний приказ на крымской земле. Остатки Приморской армии — 25, 209 и 386-я стрелковые дивизии — будут защищать последний рубеж. Им предписывалось «оборонять еще один день» участок от Стрелецкой бухты до Турецкого вала и дальше до морского берега на юге. «Старшим начальником» арьергарда Октябрьский назначил генерал-майора Новикова, командира 109-й дивизии. 1 июля с 1:00 до 1:30 все остальные должны были эвакуироваться на Большую землю на подводных лодках и самолетах. В последней записи дневника Октябрьский признается: «Положение сложное… На ББ-35 [бронебашенной батарее № 35] много людей, все хотят скорее вылететь, выйти в море… Самый тяжелый вопрос — вывоз раненых. Раненых очень много, вывезти нечем»[1437].

На этом дневник Октябрьского внезапно обрывается. Ничто не указывает, что он чувствовал вину за случившееся. Семнадцать лет спустя, в декабре 1958 г., на собрании в честь восстановления севастопольского музея-панорамы, Октябрьский скорее описывал, чем оправдывал свои действия в ту трагическую ночь на Херсонесском полуострове:

«Часть людей, очень небольшая, ушла на мелких средствах: буксирах, катерах. Часть пробилась и ушла к партизанам в горы, часть попала в плен к немцам и румынам. Меня лично с несколькими моими товарищами… вывезли особисты на единственном самолете с Херсонесского аэродрома. Обстановка была не просто сложная: ночью, под огнем врага, в сплошных взрывах, без всякого освещения летного поля нас посадили в самолет»[1438].

Самолет ПС-84 (иначе Ли-2; лицензионная советская версия DC-3 Dakota) благополучно доставил Октябрьского и членов его военного совета в Краснодар. Таким образом, он бросил в беде большую часть своих подчиненных, которые погибли в боях в последние дни обороны города или попали в плен. Десятки тысяч пленных были расстреляны немцами, умерли от голода или болезней.

По свидетельству Карпова, после совещания на береговой батарее 35 Петров, потрясенный исходом сражения, хотел совершить самоубийство. Его отговорил член военного совета Приморской армии полковник Иван Филиппович Чухнов: «Фашистам решили помочь? Они вас не убили, так вы им помогаете? Не дело вы задумали, Иван Ефимович. Нехорошо. Насовсем, значит, из Севастополя хотели уйти? А кто же его освобождать будет?»[1439]. Вскоре после того, как улетел самолет с Октябрьским, Петров в сопровождении своего заместителя Моргунова и начальника штаба Крылова спустился по подземной галерее на причал. Здесь они поднялись на борт буксира, который преодолел 200 метров покрытого зыбью моря до подводной лодки класса «Щука» Щ-209. В 2:59 подводная лодка взяла курс на Новороссийск. В то же утро были эвакуированы остальные — самолетом ПС-84 и подводной лодкой, которая также взяла на борт членов Коммунистической партии и городского совета Севастополя. Несмотря на преследование врага, и самолеты, и подводные лодки достигли пункта назначения. Так были спасены более двухсот человек. Все высшее военное командование, за исключением Новикова, покинуло Крым[1440].

Рано утром 1 июля Севастополь пережил последний за эту войну авианалет. Со стороны немцев это была демонстрация силы с целью вынудить противника сдаться. В мемуарах Манштейн оправдывает налет тем, что следовало «показать противнику, что он не может рассчитывать на то, чтобы заставить нас в уличных боях приносить новые кровавые жертвы»[1441]. Задорожников вспоминал, что «с вечера началась массированная артподготовка», продолжавшаяся до самого утра. Но «город был пуст»[1442]. Как оказалось, в разрушении города не было никакой необходимости. Даже Манштейн признавался: «Вероятно, противник в ночь на 1 июля вывел свои главные силы из крепости на запад»[1443]. Таким образом, в центре города не было никакого последнего рубежа советских войск.