История Кубанского казачьего войска

Но, независимо от такого влияния на внутренний быт войска малорусской национальности, в войске складывались классовая рознь и стремление к образованию сословий. Все были казаки, но между панами или старшиной, и рядовыми казаками или народом, лежала уже глубокая пропасть. Собственно говоря, старшина родилась, выросла и воспиталась на чисто служебной почве. Уже в Запорожской Сечи служебные отличия старшины выделяли ее в особый класс. Когда же в Черноморском войске старшинам были пожалованы военные чины, когда и служебным положением, и внешними, наружными признаками русское правительство резко отграничило старшин от рядовых казаков, тогда это обособление перешло в образование особого сословия в войске, которое сами казаки стали называть уже не старшиной, а панством.

Благодаря пополнению старшины выдающимися рядовыми казаками хозяйственный и домашний быт казачьих панов мало чем отличался от быта рядового казачества. Паны были богаче казаков, носили мундиры и при случае умели выказывать свои преимущества правящего сословия; но ни образованием, ни образом жизни, ни особенностями хозяйственного быта они не отличались от казаков. Грубость и жестокие нравы так же свойственны были некоторым панам, как и некоторым казакам. Архивные документы свидетельствуют, что паны так же пьянствовали и дебоширили, как и казаки, расправлялись друг с другом киями, скандалили и вообще вели жизнь людей, не привыкших к культурным требованиям.

По архивным материалам легко проследить, как у черноморцев формировалось и усиливалось панское сословие. Выше уже указано было, что это совершалось на служебной почве. Крупные представители войска — Головатый, Чепига, Котляревский и другие — укрепляли свое положение связями с видными представителями высшей правительственной администрации, а более мелкие сошки вели себя так же по отношению к этим видным казачьим представителям. Связи завязывались обыкновенно на посылке подарков и редких вещей. Казачьи батьки бесцеремонно пользовались или даровыми услугами казаков, или войсковыми средствами, чтобы заручиться вниманием со стороны крупных правительственных чиновников. На войсковой счет в обилии посылались икра, балыки и рыба; сотнями пудов этого рода продукты отправлялись в Петербург, Симферополь, Варшаву и пр. В 1793 году некто Франц фон Брин просил кошевого Чепигу выслать генералу Розенбергу можарских кур, и куры были высланы. В том же году сам Розенберг благодарил Чепигу за присылку ему фазанов. Головатый посылал в Симферополь губернатору, вице-губернатору и другим лицам икру, балыки, рыбу, фазанов, осликов и пр., а самому Зубову, кроме рыбы и балыков, кинжалы, пистолеты и другие редкости по тому времени. Результатом посылки всех этих подарков всегда была не одна любезная благодарность, но и исполнение тех или других просьб. В ответ на подарки из войска Петербург сыпал чинами, орденами, жалованными перстнями и пр. Сами войсковые правители не стеснялись в этом отношении и щедрой рукой заносили в наградные списки всех, кого им было угодно. В 1790 году Головатый писал кошевому Чепиге, что казак куреня Рогивского, Трофим Малый, представил ему серебряный с позолотой ронзык, который Головатый предназначил в подарок великому гетману Потемкину. За этот ронзык Головатый дал Малому 60 р. деньгами и наградил его чином хорунжего, о чем и известил полковников и начальство Малого.

За подарками шли более серьезные одолжения. Добрые отношения между представителями Войскового Правительства и непосредственным их начальником, таврическим губернатором Жегулиным, держались на том, что первые дали второму взаймы 15 000 руб. из войсковых сумм. Надо полагать, что этим одолжением войсковые правители умели держать в руках свое начальство. В 1796 году Жегулин благодарил Чепигу за то, что в обеспечение его долга он принял его вексель, переданный Антоном Андреевичем Головатым. «Вашему превосходительству повторяю здесь, — писал Жегулин, — мое уверение, что, коль скоро Господь Бог благословит мне с вами свидеться, то тотчас и деньги по оному вручу самолично с признательнейшей моей благодарностью». После, однако, оказалось, что Жегулин не внес войску 15 000 р. Таврический губернатор Селецкий, заместивший Жегулина, который в то время был уже тайным советником и губернатором белорусским, известил в 1798 году войскового атамана Котляревского, что на требование его о взыскании с господина белорусского губернатора и кавалера Жегулина по векселю долга войска 15 000 р. Жегулин ответил, что наличных денег он не имеет, и обратился в вспомогательный банк о выдаче ссуды под пожалованное ему в Минской губ. имение.