История ленивой собаки

И еще одна мысль пришла в голову Мюррею, она беспокоила его даже больше. Может ли быть так, что именно муж послал Жаки на «роллер-коастер», чтобы она обольстила его и шпионила за ним? Не были ли эти сцепленные руки и эта страсть очередной хитростью ЦРУ? Может, Максвелл Конквест что-то пронюхал и решил копнуть дальше?

– Почему ты отправилась на этот «роллер-коастер?» – спросил Мюррей.

– Захотелось.

– Но почему?

– Мне было скучно и нечем заняться.

Он почувствовал щекой ее теплое дыхание и вспомнил, как увидел ее на приеме в свой первый вечер во Вьентьяне, ее гибкое тело в темно-синем шелке... и Мюррею вдруг захотелось, чтобы в этот вечер не было самолетов из Луангпхабанга.

Глава 5 Ночь Цицеры

Он закрыл дверь изнутри и положил ключ на столик возле кровати. Под потолком со слабым постукиванием крутился вентилятор, в отеле было холодно и тихо. Стало почти совсем темно.

Мюррей посмотрел на Жаки. Повернувшись к нему спиной, она стояла у окна и смотрела на острые черные листья банановых пальм. Окно было открыто, насекомые с писком бились о сетку. Не включая света Мюррей подошел к Жаки и взял ее за руки, чуть ниже плеч. Ее лицо было погружено в тень черных волос, тело напряжено и таинственно, сквозь грубый полевой френч Мюррей ощутил ее дрожь. В момент, когда они выехали на автобусе из аэропорта и поехали вокруг холма с блестящей, как кинжал на солнце, пагодой в центр города, Мюррей уже знал, как все это будет.

Самолетов на Вьентьян не было – ничего до полудня следующего дня. Отель представлял собой обшарпанное бетонное здание с садиком, где в клетке сидел живой медведь, и два французских пилота попивали в баре перно. Кроме них был только один постоялец – датчанин, прибывший в Луангпхабанг для составления словаря местных диалектов, он слонялся по холлу и ворчал, недовольный тем, что в отеле нет розетки для его электробритвы. Бесплатного виски не оказалось, но после экономного ужина Райдербейт завязал разговор с пилотами, и они купили ему и Джонсу бутылку паршивого вина. Мюррей и Жаки осторожно уклонились от выпивки и смогли скромно удалиться наверх.

Мюррей поцеловал Жаки в шею, и она спросила:

– Дверь закрыта?

– Закрыта, – прошептал он, не шевеля губами. – Насколько я знаю Райдербейта, они будут пить внизу не один час.

Она согласно кивнула головой:

– Французские пилоты, пустой отель, плохое французское вино. Тебе не кажется, что это грустно?

– Почему? Они сами выбрали эту работу, их не призывали.

– Раздень меня, – сказала она, не двигаясь с места.

Одну за другой он расстегнул пять оливково-зеленых пуговиц, и френч упал на пол. Ее тело было очень темным на фоне белого бра, которое он выключил, чувствуя, как она вся снова задрожала. Гладкие покатые плечи, округлый живот с крохотным диагональным пупком – символом французской хирургии. Мюррей сжал полную грудь с напряженными сосками, развернул Жаки к себе, прижался к ней, чувствуя охватывающее его возбуждение, и, умело расстегнув молнию у нее на брюках, стянул их с бедер вниз по длинным ногам. «Слишком хорошо, слишком быстро, – думал он, лежа на постели рядом с Жаки, целуя темный треугольник волос и чувствуя, как изгибается ее тело, – я сошел с ума, она сошла с ума». Насекомые с писком бились о сетку, а вентилятор со стуком продолжал медленно вращаться под потолком.

Он занимался с ней любовью в ритме вентилятора, пока его стук не перекрыли ее вздохи и стоны и последний долгий вскрик, отлетевший в ночной Луангпхабанг, в сердце джунглей. Мюррей лежал без сил, постепенно он начал чувствовать жжение от ее ногтей, впившихся ему в спину и плечи. Мюррей вспомнил истории, которые ему рассказывал Чарльз Пол об этих девушках из французского Алжира, которые могут сидеть на бульваре и смеяться над линчеванным мусульманином, распластанным у их ног. Чудесных темных ног.

– Почему они называли вас «pieds-noirs»? – спросил он.

Она прошептала что-то неразборчивое, все еще обнимая его, сжимая его бедрами, стараясь не отпустить от себя, а когда он освободился, она еще раз вскрикнула и впилась в него ногтями, на этот раз очень больно.

– «Pieds-noirs» [16]? – пробормотала она. – Так бедуины называли первых белых, обосновавшихся в Алжире, из-за их черных ботинок.

Они лежали на простыне и слушали, как за окном слабый ветер шуршит банановыми листьями.

– Интересно, вдруг нас разбудит медведь, – неожиданно сказала Жаки. – Разбудит нас своим ревом.

– Скорее, это будет рев Райдербейта.

– Его надо держать в клетке. Он ужасный человек – un affreux.

Мюррей улыбнулся. Les affreux, «ужасный», это была кличка белых наемников в Конго.

– Он не так ужасен, как старается казаться, – сказал он. – Большую часть времени он просто ломает комедию.

– Ты так думаешь? Только из-за того, что он спас нам жизнь. Ай! – она зло махнула рукой и села. – Он спасал свою собственную жизнь. Ты говоришь о нем так, будто вы друзья.

Мюррей пожал плечами:

– Этот негр Джонс терпит его, не думаю, что они обязаны летать вместе. Может, Райдербейт и un affreux, но он обладает определенными качествами.