– И, кроме того, это очень важно, если мы посмотрим на мрачную сторону вещей. Например, если Нас арестуют здесь, в Лаосе... – он повернулся, все еще почесывая челюсть, но теперь уже улыбаясь. – Ты знаешь, около года назад во вьентьянском аэропорту сперли кучу долларов. Банда французов. Ухватили три миллиона долларов, когда их грузили на один из наших самолетов «Эйр Америка» для отправки в Бангкок. Но они допустили ошибку: не подкупили местную полицию, и их заблокировали на дороге. Судил лаотянский суд, и знаешь, по сколько они получили? По три года с правом выхода из тюрьмы на выходные при условии, что они не будут выезжать из города. Их иногда можно увидеть в баре «Des Amis». Неплохая жизнь, если учесть, что половина денег не найдена. Я хочу сказать, если нас схватят, будет лучше... – Райдербейт отвернулся к окну и задумчиво продолжил: – Хотя меня удивляет, почему эти янки так стремятся переправить все эти деньги обратно в Штаты. Почему они просто не сожгут их, как Бензозаправка на своем заднем дворе?
Мюррея это тоже волновало, пока Чарльз Пол не объяснил ему в чем дело.
– Это очень дорого – переиздать четыре тонны наличных, особенно если это международная валюта. Если бы это были банкноты по 1000 долларов, особой проблемы бы не возникло, так как их регистрируют. Но стодолларовые и пятидесятидолларовые банкноты – другое дело. Гораздо дешевле выделить один самолет и оплатить груз до Сан-Франциско.
– И рискованнее.
– Может быть, в госказначействе просто скупы? Сэмми, мы были женаты на богатых девицах, и ты знаешь, что у богатых странный подход к мелочам. Их не беспокоят несколько «роллсов» и «рено», но они готовы экономить на дешевом шерри.
Райдербейт все еще стоял лицом к окну, но по движению его плеч Мюррей понял, что родезиец беззвучно смеется.
– Мне нравится твоя аргументация, солдат. Это так фантастично, что может оказаться правдой. Но я хотел бы знать, со сколькими еще журналистами трепался твой сержант-янки?
– Он сказал, что до меня никогда не встречался с журналистами.
– Хорошо, тогда он болтал со своими приятелями из военизированной полиции, те со своими, потом заболтал весь город, несколько городов. Бангкок, Сайгон, Гонконг, Вьентьян, может быть, даже Токио, Лос-Анджелес, Бронкс. Так почему мы до сих пор ничего об этом не слышали?
Мюррей пожал плечами:
– Может, это секретная информация. Может, он никому об этом не рассказывал.
– Тебе он рассказал.
– Тогда он слишком много выпил.
– И как часто он слишком много выпивает?
– Откуда мне знать? Может, он уже говорил об этом раньше, но никто не обратил внимания. Может, все слишком заняты войной.
– К черту войну! Если этот сержант не трепло и через Сайгон действительно проходят такие деньги, почему до сих пор не нашелся гений, который бы додумался украсть их?
– Ты можешь также спросить, почему какой-нибудь блистательный юноша из Древнего Рима не изобрел порох и почему греки не изобрели пишущую машинку. Не спорю: во Вьетнаме все воруют и все продают. Оружие, виски, сигареты, бензин, запчасти, грузовики, драгоценности, даже меха, если они там их носят. Один американский интендант заключил стотысячный контракт на лесоматериалы для постройки домов для военных и превратил все дома в бордели. Но это мелкая и кратковременная операция. Идет война, и все, кроме законченных идеалистов, хватают все, что могут. Никто не думает о больших операциях. Никому в голову не приходит продавать несуществующие авианосцы, – он почтительно кивнул в сторону Райдербейта, и тот кивнул в ответ, – потому что такого рода преступления не совершаются во время войны, они из другой лиги. Действительно крупное, организованное преступление совершается в мирное время. Для этого требуется время и стабильность. Во время войны у людей просто нет времени додуматься до такого.
Райдербейт кивнул, все еще глядя в окно:
– А ты тот гений, у которого оно есть? – он резко развернулся и шагнул вперед. – Ты дьявольски хитер, Мюррей Уайлд! Ты умен и напичкан фантазиями, но ты мне так ничего и не сказал. Только какой-то блевонтин, который ты услышал от упившегося сержанта-сосунка в бангкокском баре.
Мюррей облокотился на подушку, боковым зрением наблюдая за стоящим у двери Нет-Входа и приготовившись двинуть родезийца ногой в пах, как только тот приблизится на нужное расстояние.
– А что еще ты хочешь услышать? – спросил он с притворной слабостью в голосе.
– Как ты собираешься пройти на самое строго охраняемое летное поле в мире и угнать самолет с миллиардом долларов на борту, чтобы при этом к тебе не обратился полицейский: «простите, сэр...»
– Мы будем этими полицейскими, – тихо сказал Мюррей. – Мой приятель сержант предложил мне неофициальную прогулку по полю. Он даже согласен одолжить мне форму и пистолет и провести к складу, где с ним все это случилось. Ты прав: Тан Сон Нхут – наиболее строго охраняемое поле в мире, но его охраняют от вьетконговцев, а не от таких, как мы.