История любви Аннеты

В этот момент вдруг раздались гулкие удары кувалд сборщиков металла, приступивших к очередному раскопу, где-то в двух- или трехстах метрах от них. Жене Тидемана эти звуки показались невыносимо громкими, и у нее невольно дернулась рука, будто этим жестом она могла восстановить тишину. Но уже в следующее мгновение почва содрогнулась от мощного грохота, за которым последовали свист, вой, шипение, потом отчаянный, пронзительный вопль кого-то из группы сборщиков.

— Взрыв! Начали рыть и напоролись на снаряд! — закричал переводчик и побежал к месту происшествия.

Жена Тидемана, не сознавая, что делает, через минуту стояла на коленях около мужчины с раздробленной ногой. Она оторвала рукав от чьей-то рабочей куртки и перевязала раненому бедро; она подняла с земли железный прут, протиснула его сквозь узел и потуже затянула импровизированный жгут; мужчина попытался приподняться на локтях, чтобы увидеть рану, но потерял сознание. Товарищи подняли его и понесли в сторону бараков, где они жили. Жена Тидемана встала на ноги, а переводчик тараторил без умолку — это, мол, уже седьмой взрыв за последние две недели!.. Она поискала взглядом пучок травы, чтобы стереть кровь со своих рук. Затем как-то сразу пришла в себя, сосредоточилась и напрягла слух. Раненый мужчина находился уже за пределами слышимости, но до нее все-таки доносился глухой, придушенный крик. Она побежала назад.

Крик исходил от Тидемана. Он лежал ничком. Видимо, обезумев, захотел каким-то образом стать незаметным. Его плечи ходили ходуном, и он орал прямо в землю. Изумленный переводчик уже было взялся поднять его. Но жена отстранила переводчика.

Подбежали несколько рабочих, они подумали, что он тоже ранен, и решили унести его. Но жена не подпускала к нему никого. Ее словно подменили: движения стали беспорядочными, торопливыми, и ей удалось заставить их уйти — столько силы и молящего страха было в ее глазах. Недоуменно покачивая головой, рабочие повернули обратно. Немного помедлив, переводчик побрел за ними, а женщина глядела им вслед, пока они не затерялись в лабиринте могил. Тогда она присела на ступеньку блиндажа и стала ждать.

Надвинулись сумерки, и Тидеман совсем притих. Он лежал на земле, как тогда, и звон колоколов, возвещавших вечернюю благодарственную молитву, плыл над барачным лагерем. Но женщина продолжала недвижно сидеть.

Наконец Тидеман пошевельнулся. Он попробовал приподняться, но не хватило сил. Через какое-то время снова попробовал. Жена не помогала ему. Она лишь забралась поглубже в темноту блиндажа.

Тидеман пополз по земле. Руками расшатал кусок деревянной обшивки. Он снова попытался встать на ноги, но опять не получилось. Он сидел и непрерывно разглаживал ладонями траву. Он поднял голову и медленно стал поворачивать ее — вправо, влево. И это длилось довольно долго.

Какая-то птица запела над головами этих двух людей. Руки Тидемана успокоились.

— Анна… — проговорил он, слегка удивившись.

Жена все еще молчала. Но когда она взяла его под руку, чтобы увести, ее лицо вдруг передернулось и, казалось, вот-вот распадется на части. Раз-другой она сильно качнулась.

Через несколько недель Тидеман мог вновь заняться своим крестьянским двором. Его жена все время отлично вела хозяйство: стадо рогатого скота пополнилось четырнадцатью телками, и, кроме того, она прикупила луг под выпас и несколько пахотных участков.

История любви Аннеты

Аннета Штоль выросла в маленьком университетском городе в Средней Германии. Это была свежая, юная и смешливая девушка со светлым оттенком лица. Школу она посещала без особого рвения и питала слабость к сластям и кинофильмам. Ее другом детства был Герхард Егер, худой и долговязый мальчик, года на три постарше ее, большой любитель книг и серьезных разговоров.

Они были соседями, и их родители дружили. Так и получилось, что оба выросли вместе, как брат и сестра. Ее приключения были и его приключениями: заброшенные сады, извилистые улочки, воскресные дни с колокольным звоном, летние луга, сумерки, звезды, душистый воздух и напряженное, неизведанное очарование юных лет — все это было у них общим.

Позже их жизнь пошла по-другому. Девушка, не по годам взрослая и хорошенькая, обрела холодное самообладание шестнадцатилетней кокетки. Из открытого и такого знакомого сада детского товарищества она вдруг попала в область неясных и захватывающих тайн. Молодой Герхард Егер, еще недавно бывший ее старшим другом и защитником ее детства, теперь стал казаться ей беспомощным, намного более молодым, чем она сама, и даже почти смешным в своей нерешительной задумчивости. Ей нравилось только то, что шло гладко и без препятствий, и было нетрудно предсказать ее дальнейшее бытие. Оно представлялось вполне определенным, мирным и совершенно обыденным, с респектабельным супругом и здоровыми детьми.

Когда Герхард сдал университетские экзамены за первый семестр, они уже стали чужими друг другу.