История любви одного парня (ЛП)

Когда я наконец– то добрался до него, он обнял меня так крепко и сказал «Добро пожаловать

домой», и что он любит меня и гордится тем, каким человеком я вырос. И все, о чем я мог думать,

– ты серьезно? Оставалось бы это так же, если бы ты узнал о Таннере?

Мою грудь стягивает.

– Себастиан…

Он качает головой, стирая слезы тыльной стороной ладони.

– Знаешь, мне снятся сны, где я рассказываю им обо всем, о том, что влюбился в мальчика

в восьмом классе, и о парочке парней после этого, и об этом никто не знал. Во снах, я рассказываю

им, что никогда не хотел целовать девушек – ни разу – и не могу пообещать, что хоть когда– то

захочу жениться. А потом я жду в лесу, и никто не приходит. Все поднимаются, направляясь к

своим семьям, но я сижу там с закрытыми глазами и просто жду, – он поднимает глаза к потолку.

– Я испытал такое облегчение, когда отец был на этих выходных там, что практически пообещал

себе, что никогда не сделаю ничего, что могло бы угрожать этому. Но, что если я никогда не

захочу того, что он хочет для меня? Что если я не смогу сделать это?

В горло, будто песка сырого насыпали. Я даже не знаю, что сказать. Вместо этого, я

притягиваю его к себе и прижимаю его лицо к изгибу моей шеи.

– Просто я много думаю об этом в последнее время, – произносит он, его голос

приглушен из– за моей кожи. – И пытаюсь понять, что это значит, но нигде нет на это ответов.

Есть множество статей, написанных для нас, о влюбленности, женитьбе и детях. Даже о потере

ребенка или сомнениях в своей вере. Но ничего об этом, ничего полезного, по крайней мере.

Всюду нечто наподобие: «Однополая любовь – всего лишь технический термин; а не тот, кто ты

есть. Ты можешь быть не в состоянии контролировать свои чувства, но можешь контролировать,

как реагируешь на них», и это такая чушь. Нас учат посвящать свои жизни Господу, и он укажет

нам путь. А когда я молюсь? Отец Небесный говорит «да», – он трет глаза основанием своих

ладоней. – Он говорит, что гордится мной и любит меня. Когда я целую тебя, это кажется

правильным, даже несмотря на то, что все, что я читал, говорит об обратном. И это сводит меня с

ума.

Он поворачивается, и я целую его в висок, стараясь не сорваться вместе с ним прямо

сейчас. Не удивительно, что он «нет… такой» – ярлык, который заберет у него все, что он имеет.

Я хочу быть сильным. Мне намного проще. У меня так много поддержки. Больно видеть, что у

него ничего из этого нет.

– Детка, мне так жаль, – шепчу я.

– Мы должны молиться и слушать – поэтому я так и делаю. Но потом, когда я

поворачиваюсь к другим, это похоже…. – он качает головой. – Такое ощущение, что я пробираюсь

сквозь темноту и понимаю, что впереди безопасно, но никто не идет за мной вслед.

***

Я все еще потрясен, когда еду к дому Себастиана несколько дней спустя.

После признания, он встал и воспользовался ванной, а когда вернулся обратно и сел рядом

со мной, он улыбался, как будто ничего вообще не произошло. Я никогда не встречал раньше

никого, кто был бы так хорош в смене масок и задвигании свои чувства в сторону, чтобы

разобраться с ними позже. Не уверен, это самое впечатляющее, что я и видел в жизни, или самое

угнетающее.

Мы держались за руки и смотрели телевизор, но когда его телефон снова ожил, он сказал,

что ему нужно возвращаться домой. Он поцеловал меня у двери и оглядывался через плечо, пока

шел по подъездной дорожке, и написал мне на электронку тем же вечером, что все в порядке.

Себастиан действительно хорош в его «все в порядке».

Церковь сменила некоторые из своих формулировок в последнее время, и как говорил

Себастиан, это подчеркивает принятие и доброжелательность – постоянную доброжелательность –

к тем, кто борется со своей ориентацией. Но это совсем не меняет их позицию; это способ

противостоят аргументам, что церковь не приемлет ЛГБТ– сообщество. Я прочитал, что только

недавно начали высказываться против конверсионной терапии, говорят, что смена влечения не

должна ожидаться или требоваться от родителей или глав. Так что Себастиан технически мог

сказать, что он гей и не будет вынужден покинуть церковь, но он не сможет быть со мной.

Отношения с парнем означали бы, что он ведет активный гомосексуальный «образ жизни», а это

то же самое, что пойти против правил.

Короче говоря, ничего не изменилось.

Я остановил машину и выпрыгнул из нее. Мама Себастиана разгружает продукты, и даже

не смотря на то, что я правда хочу спросить ее, кто, черт возьми, выбирает религию, которая

исключает людей, которых они любят, я бегу по подъездной дорожке, чтобы вместо этого помочь

ей.

– О Господи, Таннер. Ты такой милый. Спасибо, – говорит она, потянувшись за своей

сумочкой.

Я иду следом за ней в дом, складываю пакеты на столешницу и ухожу за остальным. Я