История магии

Германия — страна метафизического мистицизма и призраков. Призрак древней Римской империи, кажется, всегда вызывал могучую тень Арминия и подобие пленных орлов Вара. Патриотизм молодых немцев постояннее, чем у германцев прежних дней. Они не думают о вторжении в веселые земли Италии; они принимают ситуацию такой, какая она есть, но они умерли бы тысячу раз ради защиты своих очагов и домов. Они любят свои старые замки, древние легенды берегов Рейна, читают с почтением темные трактаты своих философов, находят в туманах своего неба и дыме своих трубок тысячи невыразимых вещей, благодаря которым они посвящены в чудеса иного мира. Давно, когда еще и не возникал вопрос о медиумах в Америке и Франции, Пруссия имела своих иллюминатов и ясновидящих, которые поддерживали постоянную связь с усопшими. В Берлине весьма знатное лицо построило дом для вызывания призраков. Король Фридрих Вильгельм чрезвычайно интересовался такими тайнами и часто уединялся в этом доме с адептом Штейнертом. Его опыты были столь изнурительны, что он дошел до истощения и был вынужден восстанавливать силы эликсиром, изготовленного по рецепту Калиостро. Имеется секретная переписка по этому вопросу, которая цитируется маркизом де Люше в труде, направленном против иллюминатов.

Там есть описание темной комнаты, в которой совершались вызывания. Это было квадратное помещение, разделенное занавесом. Перед занавесом находился алтарь, а позади — пьедестал, на котором появлялся дух. В своем германском труде против магии Эккартсгаузен описывает фантастический аппарат, который с помощью системы механических эффектов помогал воображению создавать желаемые призраки. Действие его было подобно действию опиума или гашиша. Те, кто ознакомились с объяснениями автора, полагают, что там использовался эффект волшебного фонаря. Однако образы лиц, известных на земле и теперь вызываемых мыслью, не появляются, как отражения окрашенного стекла; картины, нарисованные волшебным фонарем, не говорят, не отвечают на вопросы. Король Пруссии, которому принадлежал дом, был хорошо знаком с аппаратом и, следовательно, не был жертвой мошенничества, как утверждает автор секретного сообщения. Естественные средства прокладывает путь чудесам, но не совершают их, и то, что там происходило способно удивить и взволновать самых крайних скептиков. Шрефер не использовал волшебный фонарь и занавес; те, кто приходили к нему, выпивали приготовленный им пунш. Формы, которые после этого появлялись при медитации, были, так сказать, частично материализованными, что производило впечатление на людей, которые пытались к ним прикоснуться. Результат был аналогичен эффекту электрического шока. Шрефер действовал добросовестно: он верил в реальность вызываемых им духов и покончил с собой, когда начал сомневаться в этом.

Лаватер, который тоже умер насильственной смертью, был искренно предан спиритизму. В его подчинении было два духа; он принадлежал к тому кругу людей, которые культивировали каталепсию с помощью гармоники. Формировалась магическая цепь: некий слабоумный служил интерпретатором духа и писал под его контролем. Дух сообщал, что он еврейский каббалист, который умер до рождения Иисуса Христа. В его откровениях были сведения о страданиях по ту сторону жизни. Он сообщал, например, что душа короля Франциска была принуждена считать все раковины улиток, которые существуют или могут существовать во всей вселенной. Он сообщил также, что истинные имена трех Волхвов были не Каспар, Мельхиор и Бальтазар, как сообщает предание, а Врасафармион, Мельхиседек и Балеатрасарон. Дух также сообщил, что он наложил на самого себя епитимью, за то, что испугал своего отца магическим мечом, и что он расположен подарить друзьям свой портрет.

По его требованию за занавесом были помещены бумага, краски и кисти; затем на занавесе можно было видеть очертания маленькой руки; было слышно легкое трение по бумаге. Когда это закончилось, все двинулись за занавес и нашли там грубо исполненный портрет старого раввина, одетого в черное, с белым воротником на плечах и с черной ермолкой на голове. Для персонажа времен, предшествовавших рождению Христа, костюм оказался весьма эксцентричным.

Живопись была пачкотней, напоминающей работу ребенка, который забавляется, рисуя с закрытыми глазами. Письменные инструкции медиума, инспирированные Габлидоном, по своей темноте соперничают с писаниями немецких метафизиков.