История маленького лорда

Он прошел с дедом через всю церковь до клироса, где было отгорожено место с красной занавесью и скамьей, обитой бархатом, для семьи Доринкорт. Седрик начал осматриваться и очень обрадовался, увидя на другом конце церкви мать, которая издали улыбнулась ему. Потом его внимание привлекло странное изваяние на стене рядом со скамьей — две коленопреклоненные фигуры в старинных одеждах, грубо высеченные из камня, поддерживали два молитвенника, также из камня. Внизу на дощечке была вырезана надпись, из которой он смог прочесть только то, что «здесь покоятся тела Григория-Артура, первого графа Доринкорта, и жены его Алоизы Хильдегард».

— Могу ли я спросить вас? — сказал шепотом маленький лорд, сгорая от любопытства.

— О чем?

— Кто здесь похоронен?

— Твои предки; они жили несколько сот лет тому назад.

— Я пишу точно так же неправильно ^{7}, как они, — заметил маленький лорд, глядя на изваяние.

Он стал перелистывать молитвенник, чтобы можно было следить за службой. Когда заиграл орган, он встал, посмотрел на мать и улыбнулся ей. Он любил музыку и часто пел с нею вместе. Теперь он присоединил свой чистый, звонкий детский голосок к пению прихожан и совершенно погрузился в это занятие. Граф задумался, глядя на внука, и не спускал с него глаз.

Седрик держал в руках большой открытый молитвенник, и, пока он пел, яркий луч солнца падал сверху на его поднятую головку, золотя кудри. Мать глядела издали на мальчика; сердце ее дрогнуло, и она стала горячо молиться за сына: просила Бога надолго сохранить чистоту его души, молила, чтобы странная перемена, выпавшая на его долю, не принесла ему зла. Ее нежное сердце было полно опасений и страха. Почему? Она сама не знала.

Накануне Седрик был у нее в гостях; прощаясь и обнимая его, она сказала:

— О Седди! Как бы я хотела быть умнее и образованнее, чтобы многому тебя научить! Только будь добр и тверд, мой милый, только будь всегда правдив — и ты никому ничего дурного не сделаешь, и, может быть, многие будут благословлять судьбу, что мой маленький мальчик родился! Это великое счастье, Седди, если человек может принести хотя бы немного пользы окружающим его людям, — да, хоть немного пользы, мой милый!

Возвратясь в замок, маленький лорд передал эти слова деду.

— Я подумал о вас, дедушка, и сказал маме, сколько пользы вы приносите другим и что я постараюсь быть похожим на вас.

— Что она тебе на это отвечала? — спросил встревоженный старик.

— Она сказала, что я прав: что надо всегда искать хорошее в каждом человеке и подражать хорошему.

Быть может, именно эти слова вспомнил старик, сидя на церковной скамье за красною занавесью. Он несколько раз взглядывал через толпу на невестку, так горячо любимую его покойным сыном, на эти темные глаза, похожие на глаза мальчика, стоящего около него… Трудно было угадать, какие думы волновали в это утро сердце черствого старика.

При выходе из церкви прихожане столпились на дворе в ожидании графа и его внука. Кто-то с шапкой в руке робко подошел к ним, когда они вышли: это был фермер средних лет с изнуренным лицом.

— A-а! Хиггинс! — сказал граф.

Маленький лорд быстро поднял голову.

— О! — воскликнул он. — Так это мистер Хиггинс?

— Да, — сухо отвечал граф. — Он, вероятно, пришел посмотреть на своего нового землевладельца.

— Да, милорд, — сказал фермер, и его лицо покраснело. — Управляющий сказал мне, что молодой лорд заступился за меня. Если вы позволите, я желал бы поблагодарить его… Я вам очень, очень благодарен, милорд, — начал было Хиггинс, обращаясь к Седрику.

— Ах, что вы! — воскликнул тот. — Ведь я, собственно говоря, только написал письмо. Помог вам дедушка. Вы знаете, какой он добрый! Ну, как здоровье миссис Хиггинс?

— Я… она… — отвечал, запинаясь, фермер, — жене гораздо лучше. Она от горя слегла, а теперь успокоилась, и ей лучше.

— Очень рад, — сказал маленький лорд. — Дедушке было очень жаль ваших детей и мне тоже. У дедушки у самого были дети, а я сын его сына.

Хиггинс был совершенно сбит с толку и со страху не смел даже взглянуть на графа: всем известно, что его отцовские чувства были таковы, что он видел своих сыновей раза два в год, а когда дети заболевали, он сейчас же уезжал в Лондон, чтобы доктора и няньки ему не надоедали.

И старому графу, в свою очередь, странно было слышать, что он интересовался болезнью детей его арендатора!

— Видите, Хиггинс, — заметил он с горькой усмешкой, — вы все во мне ошибались! Один Фаунтлерой меня понял. Когда вы захотите узнать что-нибудь хорошее обо мне, обратитесь к моему внуку. Едем, Фаунтлерой!

Мальчик прыгнул в карету, и она покатилась опять по дороге; и до самого поворота к замку граф все время улыбался странною улыбкой.

8. УРОК ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ