Польские Историки признаются, что, любимый и щедро обогащенный Царем, Мазепа не мог иметь никаких причин к измене «столь милостивому для него» Монарху; но «как Поляк» не захотел быть подданным Петра. Теперь он уж начал готовится к приему Карла. Ромны и Гадячь были укреплены; Батурин поручен Сердюкам; арсенал, тяжелая артиллерия и аммуниция готовы для Шведов; магазейны полны пшеницы и ржи; собственные богатства Гетманские свезены в Белу Церковь и в монастырь Киевопечерский, укрепленный по воле Государя. Мазепа, откладывая поход за Десну, писал к Головкину, что боится нападения Шведов на Украйну, и медлит по случаю смертельной болезни своей. Все это не вполне однако ж привело его к цели: Малороссийское войско неожиданно уменьшилось. Синявский, приверженец Августа, потребовал десять тысяч козаков; уверяя Головкина, что Синявский пристал к Лещинскому, Мазепа туда послал только три тысячи с Белоцерковским и Киевским Полковниками. Три тысячи Переяславльцев и Нежинцов были в главной квартире Петра; три тысячи Гадячан пошли с Трощинским в Польшу; несколько тысяч находились при Шереметеве. Чтоб возвратить эти полки, Мазепа вздумал возмутить народ и известил Петра, что боится всенародного гнева за удаление козаков из Украйны пред вступлением врагов. Генеральный Писарь, которым в это время был уже Орлик, старался наиболее угодить в этом случае Гетману.
А между тем, посылая две тысячи червонных в дар Государю, «потому что Ему деньги нужны» он извещал о покупке земель в Великой России, у трех своих соседей, и испрашивал позволения заселить их собственными людьми;— и так Мазепа стал Великороссийским помещиком. Какое же можно было иметь сомнение в его верности?
Уже Шведы были близ границ полка Стародубского; Государь Мазепе велел поспешать; Мазепа шел медленно, оправдывался малочисленностью войска, обращал внимание на небывалые мятежи Украинские. «Со всем тем, — писал к Государю, — я переправлюсь за Десну и буду поспешать сколько есть сил, чтоб с главным Вашим войском соединиться; если впрочем в этом походе душа моя не разлучится с телом от тяжкой болезни моей подагрической и хирагрической.» Шереметев и Министры посоветовались насчет описанных Гетманом смятений, и решились послать указ Киевскому Воеводе Голицыну, чтоб, оставя в Печерской крепости гарнизон, сам с остальными полками и ратниками разрядов Севского и Белгородского расположился внутри Украйны; а к Мазепе написали, чтоб, отдав несколько полков козацких под начальство Голицьну, поспешил к Новгороду-Северскому, в главную квартиру, на военный совет.
Наказный Полковник Миргородский повел свой полк к Чернигову. Мазепа слег, и никогда еще по постигала его такая болезнь: слуги переворачивали его с боку на бок на кровати; Митрополит Киевский Иоасаф Кроковский, едучи через Борзну, письменно изъявил ему желание соборовать его маслом; нс известно, соборовал ли, но письмо Митрополита было доставлено Государю.
«Поразили мне жалем несносным сердце слова, в Вашем листе изображенные, — писал он из Борзны к Головкину, — а именно тыи: если Ваше Сиятельство сам не изволишь идти к Новгородку-Северскому, то пошли от себя туда полк Стрелецкий. Чи, еще ж и Ваша Вельможность, истинный мой приятель и благодетель, крайней моей немощи не веришь? И чи я б то жалел себе, и не и шол сам к Новгородку, по верности моей к Царскому Величеству, если бы мне в том настоящая болезнь препятствий не чинила, в которой не только ехать, но и на лыжку (постели) сам собою подняться и перевернуться не могу, разве мене служащие подняв перевернут на другую сторону.» Головкин начал оправдываться и доказывать, что писал с другими мыслями, отнюдь не предвидя несчастия огорчить своего благодетеля, уверял, доказывал, ссылался на свидетелей о горести, которая удручила всех, при известии на счет тяжкой Гетманской немощи.
Мазепа благодарил за приязнь и участие. «Токмо устрашивают мя псаломническия словеса: всякого брашна возгнушася душа их и приближася до врат смсртных, понсжс больш десяти день, як ничого не ем, ниже сплю, и Бог весть, если тыи псаломнические словеса нс исполнятсл на мне. Разве молитвами нового Архиепастыря нашсго, преосвященнейшего Архиепископа Митрополита Киевского Иосафа Кроковского, который, возвращаясь с Царствующего великого града Москвы, застал меня тут в болезни и отправил надо мною елеосвящение.»
Это было писано Октября двадцать первого. Вдруг, испуганный недоверчивостью Карла XII присутствием Меньшикова, он выздоровел, двинулся с войском, перешел Десну, стал лагерем между Новгородом-Северским и Стародубом у местечка Семеновки и через пять днем, Октября двадцать шестого, произнес к чинам и козакам следующую речь: