«Вижу, Государь, и понимаю какого источника Ты почерпнул злость тую, которая не сродна сердцу Твоему и не прилична характеру Помазанника Божия. Правота и кротость, суд и милость — «суть единственное достоинство всех Монархов мира сего. И. законы, управляющие всем вообще человечеством и охраняющие его от зол, суть точное зерцало Царям и Владыкам на их должность; и они первые блюстители и хранители их должны быть. Откуда же происходит, о Государь, что Ты терзаешь нас единою властию своею и повергаешь в вечное заключение, присвоив в казну имение наше? Вина, на нас возводимая, есть одна должность наша и должность священная, во всех народах такою чтимая; а отнюдь не законопреступная и осуждению повинная. Мы просили и просим от лица народа своего о пощаде отечества нашего, неправедно гонимого и без жалости разоряемого; просим о возстановлении прав наших и преимуществ, торжественными договорами утвержденных, которые и Ты, Государь, несколько раз подтвердил; народ наш, бывши единоплеменен и единоверен Твоему, усилил и возвеличил Царство Твое добровольным соединением с ним, в такое время, когда в нем еще все младенчествовало и выходило из хаоса смутных времен и почти из самого ничтожества. И за сие одно не довлело бы ему потерять у Вас мзду свою; но мы с народом своим не переставали, сверх того, знатно помогать Вам во всех воинских ополчениях и приобретениях Ваших. И, не говоря о Смоленщине, одна Шведская война доказывает безпримерное усердие наше к Тебе и к России. Ибо всем известно, что мы целую половину армии Шведской погубили, в земле своей и в жилищах наших, не вдаваясь ни в какие льщения и искушения и сделав Тебя могущим пересилить удивительное мужество и отчаянную храбрость Шведов. Но зато приобрели себе одно поношение и озлобление; а вместо благодарности и воздаяния, повержены в самое неключимое рабство; платим дань поносную и несносную и заставлены рыть линии и каналы, и осушать непроходимые болота, утучняя все-то телами наших мертвецов, падших тысячами под тяжестию голода и климатов. Все оные беды и скорби наши усовершенствованы наконец нынешним правлением нашим. Владычествующие над нами чиновники Московские, не знающие прав и обычаев и почти безграмотные, знают только одно то, что, они властны делать нам все, не касаясь душ наших. И так, бывши мы окружены со всех сторон гонениями и напастями, к кому иному прибегать должны с воплями своими, как не к Тебе, Августейший Монарх? Ты покровитель наш и поручитель за благоденствие наше; но злоба врага нашего и мстителя совратила Тебя с пути истины и чернит царствование Твое. Государь Христианин должен быть отцом народов. Знаю, что нас ожидают оковы; но, пока жив, говорю Тебе истину, о Государь! Ты отдашь отчет пред Царем всех Царей, пред Богом Всемогущим за погибель нашу и целого народа
Иные говорят, что когда Полуботок произнес слова: знаю, что нас ожидают оковы, — Государь прервал его и сказал: «не одни оковы, а смерть ожидает тебя!» Полуботок, не смутясь, продолжал: но пока жив говорю Тебе истину. Конисский говорит, что Государь выслушал Полуботка терпеливо, и, не отвечая ему ни слова, приказал отправить его и всех бывших при нем Украинцев в новопостроенную Петропавловскую крепость; их перековали и разсадили по тюрьмам; имение при них бывшее, до последней вещицы, было отобрано и раздарено тюремщикам и крепостным чиновникам; вещи ценные были переведены на деньги в казну; недвижимые имения и жилые домы описаны Коллегиею на Государя. Семейства узников, изгнанные из домов, скитались в чужих дворах и под окнами, питаясь чужим хлебом или подаянием.
Чарныш, Савич, Корецкий, Жураховский и Яков Лизогуб были уже в крепости, когда привезли туда Апостола и Милорадовича. Эти оба были под Коломаком и охраняли с двенадцатью тысячами козаков границы от Татар и от Запорожцев. Их схватили по возвращении из похода.
Полуботок говорил речь и был заключен Ноября десятого; начались допросы, при которых находился сам Государь; но из них ничего не было выведано; да и нечего было выведывать: народ был верен и покорен Петру; никто из предстоящих не был участником Мазепы; и с 1709 года не было никого, желавшего отложиться от Петра. «Знаешь ли ты о злом умысле твоих товарищей» — спросил Государь однажды у Савича. — «Не скажу Вашеци!» — отвечал Савич. Петр принял эти слова за грубый отказ признаться в истине и сильно прогневался на Савича. По счастью, Володьковский растолковал, что «не скажу Вашеци» значит: не знаю; но что это выражение вежливее, что это слово в слово: «не могу доложить.» Савич избавился от всяких последствий; нарочный чиновник поскакал в Малороссию, чтоб узнать справедливо ли толкование Володьковского.