Для большего устрашения малороссиян, поляки развезли по городам головы, руки и ноги замученных начальников и развешали на сваях. Тогда возникли в сей стране бесчинства всех родов насилия, грабежи, тиранства, коим обыкновенно предается войско, дурно управляемое. Не только жилища мирных поселян разорены были неприятелем до основания, но и церкви благочестивые русския ограблены и отданы снова поляками в аренду жидам, купившим также церковную утварь. Они наделали себе из серебра посуду и убранства, а ризы и стихари перешили на исподницы своим женам и дочерям, обращавшим в посмеяние священнейшия изображения (Бантыш-Каменский).
Теперь поляки решили еще больше сжать козаков. С этой поры, не только атаманы, но и полковые старшины должны были назначаться поляками и из поляков. В Кейданах вновь была воздвигнута крепость, — крепость нерушимая.
— Каков вам кажется наш Койдак? — спросил Конецпольский чигиринского сотника Богдана Хмельницкого.
— Manu facta, manu distrio, ясновельможный пане, — что значит, созданное рукою, рукою может быть и разрушено.
Ответ ловкий и скоро оправдавшийся.
На время и Запорожье и козаки затихли. Поляки и жиды на них насели и давили, давили безжалостно и беспощадно.
Все не забранные земли вновь были захвачены польскими магнатами, — а козаки обращались в хлопов и быдло. Жиды не позволяли иметь для домашнего употребления не только мед, водку, пиво, но даже брагу.
Поистине: «шляхтич та жид тилько печени добри».
Мы дошли до момента, когда страждущая Малороссия, почти вся, во всем своем объеме, сознала что нет ей спасения в самой себе. Доколе она будет в связи с Польшей, дотоле она предназначена для страдания и гибели, как нация. Ничего не могли сделать для неё и татары ни в национальном, ни в государственном отношениях. Запорожье, как военная сила, также были ненадежны, ибо само Запорожье жило настоящим моментом и не имело ни прошлых исторических судеб, ни будущих идеалов. Единая надежда, единое будущее усматривалось в своей общей родине России. Правда, оттуда грозила другая опасность. Опасность эта была опасна не Малороссии, а малороссийской вольнице, малороссийскому козачеству, Запорожью. Северо-восточная Россия представляла собою стройное, строгое, единое, целое государство, живущее известною жизнью, определенным прошлым и ясным будущим, в котором нет козаческого самоначалия, вольности и той свободы, которая стояла в разрез с государственностью. Но тут приходилось выбирать между национальной целостью и козацкою вольностью.
Выбор шел не день и не год. Нравственные страдания были слишком велики, национально-религиозная опасность была слишком явная. Долго тянуть было невозможно. Необходимость и неизбежность разрыва с Польшей и воссоединения с Россией проникала в народную массу, в ней жила, переживала, ассимилировалась и вылилась в лице гетмана Богдана Хмельницкого.
На политическую арену выступает Богдан Хмельницкий в конце сороковых годов XVII ст. Зиновий Богдан Хмельницкий происходил из семьи мелкого помещика Чигиринского округа. Это был человек великого ума, прекрасно образованный, горячий патриот и славный воин, он получил образование в Киевской братской школе. Он отличился уже в морском сражении в и 1612 и 1629 г.г.; а за тем был Чигиринским сотником и проживал в своем имении Субботово, где жила и его семья. Часто он наезжал на Запорожье, где его знали и признавали как своего человека. Политика была смешана с личными отношениями и личным оскорблением. Хмельницкий имел небольшое имение. Это имение очень понравилось пану Чаплынскому. Это был достаточный повод, чтобы оно и перешло в его грязные руки. Прежде всего Чаплынский подкупает одного негодяя, чтобы тот убил Хмельницкого при боевой схватке последнего с татарами. Покушение совершается, — но Хмельнпцкий остался жив. Не удалось. Пришлось прибегнуть к другим благородным польским мерам. Любимец коронного гетмана Конецпольского, Чаплынский успевает оговорить Хмельницкого и добивается разрешения овладеть Субботиным. Хмельницкий выехал по делам. Чаплынский особенно храбр в его отсутствие. Налетает на Субботино, публично сечет сына Хмельницкого Тимофея, — захватывает жену Хмельницкого, имущество и имение, а Хмельницкому предоставляет искать все это судом. Но это был суд даже не Малюты Скуратова. Это было позывательство ягненка на волка или шакала. Гетман Конецпольский отклонил жалобу Хмельницкого под предлогом, что это дело суда. Суд проявил одно издевательство над Хмельницким. Хмельницкий обратился к поледней инстанции к королю Владиславу. Король понимал и открыто соглашался с Хмельницким в его правоте, но не имел в своих королевских руках средств удовлетворить справедливую жалобу своего подданного. Король, как справедливый, но бесправный человек, мог посоветовать Хмельницкому одно, — что он «вполне прав употребить против Чаплынского одинаковые насильственные меры и что и всем остальным козакам подобным же средством остается воспользоваться для избавления себя от притеснителей»…