История Малороссии

— Слышал я от своего наказного, что ты называешься сыном какого-то царя. Скажи правду, боясь Бога, потому что ты очень молод — нашего ли ты Великого Государя и Великого Князя Алексея Михайловича сын, или другого какого-нибудь, находящагося под высокодержавною рукою его, скажи истинную правду, чтобы мы не были обмануты тобою так, как оными, бывшими в войске плутами.

В ответ на это самозванец, как бы плача, молвил:

— Не надеялся я на то, чтобы ты стал спрашивать меня, хотя и вижу, что оно так делается. Бог мне свидетель, я настоящий сын вашего великого государя, царя и великого князя Алексея Михайловича, всея Великой и Малой и Белой России Самодержца, а не иного кого.

Сирко и его свита поклонились самозванцу до земли и стали угощать его.

— Будешь ли ты писать своею рукою к гетману, а главное — своему батюшке, к великому государю, объявишь ли о себе? — спросил его гетманский посол Зуб.

— Господину гетману шлю поклон изустно, а к батюшке писать трудно. Опасаюсь, чтобы мое письмо не попалось в руки боярам. Такого же человека, который мог передать мое письмо прямо в руки государю, мне не отыскать, — а ты, кошевой атаман, смилуйся надо мной и никому из русских людей о том не объявляй… Из царского дома я отлучился потому, что сослан был в Соловецкий монастырь. В бытность же на острову Степана Разина, я тайно к нему перешел. И до тех пор, пока он не был взят, я при нем состоял, а потом с козаками на Хвалынском море ходил и струги гулящим нанимал. После того на Дон перешел, — а теперь хочу в Киев и к польскому королю ехать…

Вся история была слишком ясна. Невозможно допустить, чтобы Сирко хотя минутно допускал возможность действительности.

Но Сирко не прочь был причинить маленькую гадость Московскому царю.

На свете люди делятся на две, далеко не равные части: таких, которые делают политику, и таких, которые идут за политикой. Несомненно, Сирко принадлежал к людям первой категории. Он ясно понимал, за что и почему он сослан был в Сибирь и почему возвращен. Не мог он принять за милость и возврат его из Сибири. Теперь представлялся случай слегка отомстить человеку, который играл его жизнью. Почему бы этого и не сделать. Но только умненько. На это и пошел Сирко.

Очень скоро к атаману Самойленко явились посланные от царя Чадуев и Щеголев с заявлением, что истинный царевич Семен родился в 1665 г., а скончался в 1669 г., следовательно, он умер еще 4-х лет. Царь считает непригодным что кошевой атаман сразу же не прислал самозванца и его сообщников и потому теперь требует, чтобы он поспешил отдать всех тех воров и обманщиков…

Еще всем памятны смутные времена, недавно нашумевший бунт Стеньки Разина, — все это не улыбалось для Москвы. Трудно-допустить тут созидательное участие в этом деле Сирко. Скорее всего тут приложена была польская рука. Но почему бы Сирку и не помутить, но под благовидной личиной.

Между тем Сирко двинулся в поход, а самозванца приказал козакам почитать и охранять, яко царевича.

Гетман Самойлович отправил Чадуева и Щеголева в Сичь, тем более, что и Сирко уже вернулся с похода. Но на пути послы узнали, что Сирко стоит горой за самозванца и что им, послам, придется быть осторожными.

Послы были встречены Сирком с полным почетом. Но по поводу самозванца стали выступать затруднения.

— Не царевич он, заявили послы, а вор, плут, самозванец, явный обманщик и богоотступника Стеньки Разина ученик…

Сирко отвечал, что он не самозванец, а настоящий царевич. Послы сами убедятся в этом, так как он желает с ними говорить.

— Но мы присланы не за тем, чтобы разговаривать с ним, а чтобы захватить его с собой.

Но Сирко стоял на своем.

Вскоре началось продолжительное совещание у Сирка с старшиною и созванцем.

После этого самозванец, опоясанный саблей и в сопровождении пьяных старшины и козаков явился к жилью послов, требуя, чтобы Щеголев вышел к нему. Вместо Щеголева вышел Чадуев. Произошла неприятная сцена, в которой принимали участие и пьяные козаки. Сирко, однако, принял сторону самозванца и советовал послам прийти на раду, поклониться царевичу и просить его прощения.

12 марта созвана была рада. Явились и послы туда. Они изложили дело, как оно было в действительности и передали публично Сирку царскую грамоту.

Тогда Сирко держал такую речь к козакам:

— Братия моя, атаманы молодцы, войско Запорожское, низовое, Днипровое, как старый, так и молодой! Преж сего в волении запорожском у вас, добрых молодцев, того не было, чтобы кому кого выдавали, — не выдадим и этого молодчика.

— Не выдадим, господин кошевой!

— Братия моя милая, как одного его выдадим, тогда и всех нас Москва по одному разволокут. А он не вор и не плут, — прямой царевич, — и сидит, как птица в клетке и ни перед кем не винен…

«Пусть они того плута сами посмотрят в очи, — тогда узнают, что это за плут. Ссылаются они на печать и на письмо, но сам царевич говорит, что все то пишут сами бояре и присылают без царского указа и впредь будут присылать. Пора их либо утопить, либо руки и ноги отрубить».

Не дурно.