При этом эмире излишества и новшества перешли всякие границы. Во-первых, танхо солдата, которого и на одного ясаула не хватало, разделили на четырех человек. То же и в отношении должности мударрисов и имамов. К каждой [оплачиваемой] должности присоединенили от четырех до сорока человек претендентов. В результате в медресе занятия не ведутся, а в мечети не читают намазы. То же и в отношении других пособий. Получилась ужасная неразбериха. И в некоторых местах людей, которые никогда не ходили в школу, назначали казием и раисом. И на тимуровский дахяк были включены многие дети, еще учившие алфавит, несмотря на то, что при каждом стоял контролер и вакиль.
Из-за крайнего беспорядка и сутолоки толпы людей и посторонние вмешивались во все дела. Некоторые брали громким голосом, запугивали контролеров и захватывали доходные места. Короче говоря, в делах веры царил удивительный беспорядок, подобный которому не наблюдался ни в одну эпоху и ни в какой истории не записан. Эмир и вазир, улемы и эмиры — все шли в одну ногу; учитель и ученик были похожи один на другого. Все помыслы были ограничены добыванием хлеба. Но для утоления голода добыть его было невозможно, кроме как унижением, что называлось счастьем и честью. И низкий, и благородный одевались в пышные одежды, украшали свои чалмы, ни на кого не обращали внимания и видели в эмире только себя. Каждый [беспокоился] лишь о том, приметил ли его султан, и чтобы казий посадил его рядом с собой и чтобы стать сотрапезником с раисом или быть по соседству с начальником полиции. Если же хорошенько присмотреться к султану, то окажется, что он злодей и кровопийца, а казий — взяточник, пожиратель недозволенного и захватчик чужого; раис — развратник и безбожник, а начальник стражи — пьяница и картежник, атаман разбойников и воров. Из числа мероприятий, которые эмир Музаффар провел в государственном устройстве для привлечения сердец всего народа, [полезным] было следующее: все наличные дирхемы и динары, которые собирали с народа на священные войны и содержание армии, поместили в казну. И если у кого-нибудь появилась нужда в дирхемах и динарах, то он должен был подчиниться государству, чтобы получить [просимую сумму] денег за определенную службу эмиру. Другое то, что он спускал земли бедняков под султанские сады. Где бы ни видели хороший чарбаг,[229]
его покупали для падишаха для того, чтобы все фрукты и овощи были собраны для государственных складов. А если кому-нибудь хотелось винограда или инжира, он должен был обратиться во дворец, сослужить службу, [а потом уже] съесть огурец. Вот еще что: всех музыкантов, певцов, сказочников и чтецов, а также танцоров и лицедеев насильно заставляли бежать за своим стременем.Если у кого-нибудь появлялось желание устроить пир или послушать и посмотреть зрелище, то он должен был вертеться вокруг этого [высокого] порога, чтобы ими насладиться.
Эмир всюду назначал мужчин и женщин разузнавать, где имеются юные девушки, и доставлять их к себе во дворец. А если кто-нибудь хотел жениться, то он должен был об этом заявить во дворце, чтобы ему была назначена жена из дворцовых женщин, и он обзавелся бы семьей.
Удивительно положение некоторых неразборчивых людей, которые в надежде получить динары и дирхемы, изъявляли желание служить. Они выполняли поручения вроде посольских и подобных им один-два года и до десяти лет, поднимаясь по служебным ступеням, и наживались любыми путями. Падишах все это, приблизительно подсчитав, хранил в памяти. В удобный момент, воспользовавшись подходящим случаем, он их хватал, конфиксовывал имущество и подвергал истязаниям. Так что движимое и недвижимое наследственное свое имущество отдавали даром, лишь бы найти спасение. Но и это не удавалось. Если для получения милостей добивался близости [к эмиру], то за один кусок огурца он расплачивался сотней подзатыльников. А если кто-нибудь шел во дворец, чтобы посмотреть и послушать, то видел, что рассказчики, танцоры и певцы от голода и слабости трясут головой и задом и в бессилии издают какие-то звуки. И так сидел там до тех пор, пока не ощущал голод, а потом убегал. И если кто-нибудь объявлял во дворце о своем желании завести семью и взять себе жену, то он обязан был каждые два-три дня посылать ее во дворец, так как таков там обычай: совместное сожительство. Поэтому дворец эмира никто, кроме глупцов и подонков, не осаждает.
По своей великой премудрости творец мира, Всевышний и Всесвятой, вложил в человеческую природу неустойчивость, сомнение, соблазны, которые проявляются на всех ступенях [его бытия] — как общественного, так и семейного. Если одни люди не берутся за какое-нибудь важное дело из-за отвращения, то тут же найдутся другие, которые за него возьмутся с большой охотой. И процветание мира на этом порядке держится!
Что за время, когда судьба и предопределение признают необходимым, чтобы Захак при всей кровожадности и наглости правил тысячу лет, а справедливые и умные люди от службы и от общения с ним испытывали отвращение?