История мангитской династии

В первые годы своего правления султан из чувства стыда или скромности в течение суток вступил в брак с двумя или тремя девушками, вполне соблюдая обряд бракосочетания по шариату в присутствии вакиля или опекуна; заключался брачный договор, читалась молитва в присутствии жениха, а затем их отсылали во дворец к эмиру. Но так как это требовало много расходов и стало государственным делом, то чтение хутбы в присутствии жениха стали считать не нужным, ограничивались только произнесением слов: «Я тебя взял в жены и ты стала моей женой». Этого считали достаточным. Через некоторое время это все показалось скучным и ненужным. Все приостановили. И только одно условие соблюдали, а именно: если какая-нибудь [девушка] после смотрин понравится, то он удовлетворял с нею свою похоть. Ничего другого не требовалось. И когда лишенных девственности и целомудренности девушек собиралось по пятьдесят или сто, та их одновременно, как стадо, выводили и, кто бы ни спросил, отдавали бесплатно. И снова начинались поиски новых. Горожане настолько привыкли к таким делам, что многие, у которых имелись еще несовершеннолетние дочери, приходили к эмиру и ставили его в известность, что, мол, у нас дома имеется такой-то товар, который подходит для дворца. Все: от людей низких и до благородных — покорились этому делу. Всюду на собраниях и меджлисах при большом количестве народа об этом говорилось открыто: рассказывали, вспоминали, описывали. Это нравилось. Этим занятием гордились и считали его почтенным. Все родившиеся и увидевшие свет около начала этого благословенного века были убеждены и считали, что с сотворения мира существует этот порядок, что такова религия и законы. Дряхлые, старцы, наблюдая эти недостойные действия молодых, отрекались от старых убеждений и следовали за ними. Наша жизнь прошла, мол, в печали, горестях и страхе, а при этом новом образе жизни ничего особенного не произошло, земля не разверзлась и небо не опустилось. В общем, нить веры и убеждения была выпущена из рук старцев и юношей и затерялась. Во всех религиозных делах и гражданских взаимоотношениях придерживались (изречения): «Кто страстно пожелал, тот и делал что хотел!» Каждый действовал по-своему усмотрению, не считаясь с религией и законом. Например, если шейх из кельи направлялся в трактир или если завсегдатай того трактира выдавал себя за Баязида, никто не был в состоянии спросить: как, что, когда? Или если на базарах хлеб из пшеницы стоимостью в двадцать танга за ман продавали из расчета ста танга, — никто не спрашивал, почему так делается; а если и спрашивал, то ответа не получал. Потому что султан из-за полнейшей своей глупости назначил на высшие посты и должности людей неблагородных, недостойных. Они не могли сами решать ни одного важного дела без разрешения султана. Все дела и заявления бедняков и воинов направляли к султану. Он же, если один или два дня и занимался этими делами и решал их, то на третий все это ему надоело и, потеряв терпение, передавал все это на усмотрение вазира и казия. Они же в течение одного-двух дней проявляли всю свою неразумность. Если же люди вторично обращались с жалобой к эмиру, говоря что вазир мне такое зло учинил, а казий не расследовал мою жалобу, то эмир по глупости, не поняв сути дела, ограничивался упреками и прекращал вообще прием жалоб от населения: мол, пусть меня этим не беспокоят и не докладывают. Народ, придя в отчаяние у двери эмира и вазира, обращался за помощью к первому встречному, поднимая крик и вопли. Но все это не помогало. Люди, не слыша и имени справедливости, не видя справедливого эмира и наблюдая со дня рождения этот беспорядок и неразбериху, приходили в полное смятение. Им не приходило в голову спросить: если мы не можем принести жалобу эмиру ни по кровному делу, ни в отношении воды или притеснения другими, то для какого дела он нам нужен? Разве только для того, чтобы совокупиться с нашими дочерьми? В конце концов, зачем нужно пребывание султана на троне? Никакие такие мысли до их сознания не доходили, а если и доходили, то [они] не могли открыть рта, чтобы это высказать.

Поскольку эмир был целиком предан пьянству, разврату и плотским удовольствиям, то во все подчиненные крепости от Карши до Кеша назначил аксакалами[230] людей низких, а благородных сместил, опасаясь, как бы они не стали подстрекать к смуте и недовольству. Когда эмир приезжал в эти области для развлечения, то аксакалы должны были ежедневно прибывать на поклон к эмиру.

В течение года их награждали двумя-тремя царскими халатами для того, чтобы они не скрывали девушек той области, А кто проявлял усердие в этом деле, находил много девушек и часто об этом докладывал, того во время раздачи халатов и подарков особо отличали. Внешне казалось, что этот порядок имеет целью заботу об управлении вилайетами, чтобы аксакалы были в состоянии усмирить возмущение и вспышки народного негодования. Но в действительности имелось в виду то, что если бы произошло восстание, то в первую очередь дубины возмутившихся разбились бы о головы этих аксакалов.